Социальная защита населения: системный подход к анализу и управлению тема диссертации по экономике, полный текст автореферата

Автореферат диссертации по теме "Социальная защита населения: системный подход к анализу и управлению"

На правах рукописи

Пшёнкниа Татьяна Геннадьевна

ВЕРБАЛЬНАЯ ПОСРЕДНИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПЕРЕВОДЧИКА В МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ: ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Специальность 10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук

Барнаул - 2005

Работа выполнена на кафедре общего и исторического языкознания ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет»

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор В.А. Пищальникова

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Л.О. Бутакова

доктор филологических наук, профессор А.М. Каплуненко

доктор филологических наук, . • профессор Ю.А. Сорокин

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Московский государственный лингвистический университет»

Защита состоится «15» декабря 2005 г. в «12» часов на заседании диссертационного совета Д 212.005.01 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет» по адресу: 656049, г. Барнаул, ул. Димитрова, 66.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

Автореферат разослан ноября 2005 г.

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

Н.В. Панченко

Общая характеристика работы

В реферируемой диссертации изучается круг вопросов, связанных с речемыслителыюй посреднической деятельностью переводчика. На основе интегративного подхода, синтезирующего данные психолингвистики, семиотики, когнитивной лингвистики и межкультурной коммуникации, предлагается концепция вербальной посреднической (медиативной) деятельности переводчика в процессе межкультурной коммуникации, в которой языковая личность и, в частности, её языковая способность выступают главными системообразующими факторами перевода.

Понятие «языковое посредничество» (О. Каде) раскрывается при обращении к процессу общения разноязычных коммуникантов с помощью третьей стороны - посредника. Перевод как вторичная речевая деятельность, являясь одним из видов посредничества, признаётся особым и самым совершенным из них (Л.К. Латышев, А.Л. Семёнов). Переводчик стремится соотнести языковые коды, специфику мировидения коммуникантов, испытывая при этом влияние того, кого он переводит, и ориентируясь на потребности того, для кого он это делает. Цели, мотивы, информационные, семиотические и эмоциональные процессы, сопровождающие деятельность переводчика, не могут не оказать воздействия на динамические преобразования его сознания и языковой способности.

Актуальность проведённого исследования определяется тем, что оно обращено к главному вопросу многих гуманитарно-естественных наук -взаимоотношению языка и сознания, мышления и речи. Представления об этих отношениях всегда носили дискуссионный характер, и их исход определялся приоритетными для того или иного времени философско-гаосеологическими парадигмами, в том числе и принимаемой научным сообществом точкой зрения на язык. Антропоцентризм современного языкознания обозначил новый подход к языку как средству доступа к ментальным процессам, что предопределяет стремление исследователей обнаружить верифицируемые корреляции между оперативными единицами сознания и объективирующими их языковыми знаками. Это требует дальнейшей разработки подходов к переводу не только как к методу изучения языковых явлений, благодаря которому отчётливее высвечиваются их латентные свойства, но и как к одному из проявлений общечеловеческой способности к словесному выражению, что и осуществляется в данной работе. Перевод здесь трактуется прежде всего как явление человеческого языка, «а не человеческого разноязычия» (В.В. Бибихин). Система смыслов, представленная в текстах на исходном и переводящем языках, для переводчика, интерпретирующего субъекта, является отражением основных способов познания коммуникантами окружающей действительности, что позволяет квалифицировать перевод как речемыслительный процесс. Следовательно, любые пути анализа этого процесса дают дополнительную информацию о сущностных особенностях речевой деятельности в целом. При этом все переводческие операции со

з

смыслом получают обязательную материальную фиксацию в тексте перевода, в своеобразном «метатексте» осуществлённого понимания (C.JI. Пшеницын). Таким образом, перевод становится естественным способом получения объективных данных о работе человеческого мышления.

Антропоцентрическая доминанта общелингвистических направлений совпадает с переводческими приоритетами. Однако среди последних недостаточно изученными остаются аспекты речемыслительной деятельности переводчика как индивида, занимающего центральную позицию в вербальном посредническом процессе. Отсутствуют объяснительные основания, помогающие приблизиться к осознанию того, как язык отражает человеческий опыт, представленный в различных этнических сознаниях. В частности, нет объяснительной модели соотношения значения и смысла, не определено само понятие «вербальная посредническая деятельность». Требуют дальнейшей разработки семиотические аспекты перевода, обусловленные развитостью языковой личности переводящего, особенностями его языковой способности, предопределяющими его креативные способности порождать интегративные когнитивные структуры в сознании владеющих исходным и переводящим языками.

Представители лингвистических теорий перевода сознательно не обращались к вопросам речевого мышления на том основании, что такая деятельность не подлежит непосредственному наблюдению. В работах психолингвистичекого направления речемыслитсльные процессы получили широкое освещение, однако посреднический аспект представлен в них пока фрагментарно. Он лишь опосредованно включается, например, в вопросы комплексного моделирования переводческой деятельности (H.JI. Галеева, И.А. Герман, В.А. Пищальникова; А.Н. Крюков, A.A. Леонтьев, Р.К. Миньяр-Белоручев, Г.В. Чернов, А.Ф. Ширяев и др). Этот аспект косвенно входит в сферу интересов психолингвистов, изучающих психотипические характеристики переводчика, соотнесение его деятельности с гетерогенными фрагментами опыта - этноментального или семиотического (В.П. Белянин, И.Э. Клюканов, Ю.А.Сорокин, Т.А. Фесенко и др.). Он затрагивается в исследованиях этнокультурной специфики языкового сознания (М. Митамура, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева и др.). Интерес к субъективным характеристикам участников переводческого процесса стал конструктивным моментом в ряде когнитивно ориентированных исследований лингвистического и лингводидактического направлений (Г.Д. Воскобойник, Т.А. Фесенко, В.И. Хайруллин; И.И. Халеева, R. Bell, Р. Kussmaul, М. Snell-Hornby и др.). С недавних пор в фокусе интересов отечественных учёных - исследования когнитивной сферы переводческой психики (вопросы языковой способности и коммуникативной компетенции, переводческих стратегий и операций) (В.В. Гусев; A.A. Залевская, И.Л. Медведева; A.M. Каплуненко; В.А. Пищальникова; Н.И. Подольская; В.Н. Шевчук и др.). Таким образом, речемыслительная деятельность переводчика всё чаще привлекает внимание лингвистов, расширяется объём и ракурсы её исследования, однако собственно

посредническая составляющая вербальной деятельности переводчика всё ещё не получила широкого и комплексного рассмотрения.

Актуальность диссертации определяется и тем, что заявленная в ней проблема языкового посредничества и предлагаемые подходы к её решению, выводят исследование на междисциплинарный уровень. Обращение к интегративной парадигме в сочетании с деятельностным подходом обусловлены современным пониманием межкультурной коммуникации. Она предстаёт специфическим видом речевой деятельности, в которой интерпретирующий субъект занимает центральное положение и активизирует коммуникативно-когнитивую деятельность её участников, пользующихся разными языковыми и культурными кодами. В переводе как творческом деятельностном процессе переводчик никогда не замыкается только на данных языка. Смысл, становящийся катализатором для генерируемого доминантного смысла, может попасть в концептуальную систему переводчика благодаря разностороннему чувственному, вещному или телесному опыту, благодаря работе памяти и воображения, фантазии и образам обыденного сознания. В этой связи психологи, когнитологи И психолингвисты говорят о новых сторонах языка, выявившихся благодаря когнитивным наукам, и приходят к заключению, что конвенциональная система языка не обладает «достаточной ёмкостью», что язык - это лишь одна из сторон психики субъекта, а языковая способность должна рассматриваться в одном ряду с другими когнитивными способностями человека (Л.М. Веккер, В.З. Демьянков, A.A. Залевская, Е.С. Кубрякова, В.А. Пищальникова, W. Chafe, G. Lakoff).

Объектом исследования в диссертации является переводческая деятельность, сопряжённая с передачей культурноспецифической информации, что требует от переводчика переключения из операционального режима в деятельностный.

Предмет исследования - процесс переводческого посредничества, направленный на понимание и представление смысла переводимого текста.

Цель диссертационного исследования - разработать интегративную концепцию вербальной посреднической деятельности переводчика, отражающую характер взаимоотношения язык :: сознание (когнитивно -семиотический аспект) и мышление :: речь (речемыслительный аспект,/ в процессе межкультурной коммуникации.

В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:

1) определить объём содержания, соотносимого с понятием «культурноспецифическое» в различных моделях перевода;

2) провести сопоставительный анализ динамики подходов к переводу культурноспсцифического и эволюции взглядов на роль переводчика в этом процессе;

3) выявить и описать когнитивно-семиотические принципы, детерминирующие характер взаимоотношения концептуальных систем участников переводческого процесса (адресанта - переводчика - адресата);

4) определить специфику типологической характеристики знаков, вовлечённых в передачу культурноспецифической информации;

5) обосновать правомерность наделения переводчика функцией наблюдателя в смысловом пространстве межъязыкового перевода;

6) выявить некоторые специфические характеристики профессионального языкового сознания билингва;

7) разработать и представить доказательную базу, позволяющую трактовать языковую личность переводчика как «функциональный орган», оптимизирующий переводческую деятельность;

8) представить и обосновать модель «когнитивного круга» переводческой личности;

9) провести экспериментально-аналитическое исследование, верифицирующее выдвинутые теоретические положения.

Методологической основой диссертационного исследования послужили идеи антропологической философии, в частности, положение Ортеги-и-Гассета о том, что мир - не просто объект познавательной деятельности, а составная часть особого способа бытия - бытия человека. Данное утверждение логично сочетается с ракурсом изучения языка, речи, речевой деятельности как достояния индивида, который предлагается отечественной психолингвистикой.

Теоретической базой работы являются положения отечественных и зарубежных исследователей в области перевода, семиотики, семантической структуры слова, теории речевой деятельности, когнитивной лингвистики, межкультурной коммуникации.

Перевод рассматривается как речемыслитсльный познавательный процесс, осуществляемый и координируемый индивидом (А.Н. Крюков, A.A. Леонтьев, Р.К. Миньяр-Белоручев, А.Ф. Ширяев и др.). Посредническая деятельности переводчика базируется на концептуальном анализе переводимого и направлена на реконструирование доминантного смысла. В современной когнитивной семантике, семиотике и психолингвистике доминантный смысл понимается как интегративный, включающий различные данные, связанные с памятью, эмоциями, ассоциациями, с разнообразным и разноплановым опытом, вербальным и невербальным (A.A. Залевская, А.Н. Крюков, Е.С. Кубрякова, В.А. Пищальникова, А.М, Шахнарович, W. Chafe, U. Eco G. Lakoff и др). Реальный процесс межкультурного общения, в котором принимает участие переводчик, может происходить только в форме общения сознаний, которые формируются у индивида в определённой культуре/среде. Последняя, предопределяя пути, которыми осуществляется процесс познания, обеспечивает познающего необходимыми для этого элементами опыта, приобретаемого в результате локально и темпоралыю востребованных видов и способов деятельности (Л.С. Выготский, И.Э. Клюканов, Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина; Е.Ф.Тарасов, Н.В. Уфимцева, М, Bennett, M.L. Larsen 1984; В. Malinowski, К. Nelson и др.). Кроме этого, теоретическую базу работы составили лингвистические, психологические и психофизиологические концепции, сформулированные в разное время A.A. Потебнёй, Л.С. Выготским,

A.A. Ухтомским, П.К. Анохиным, А.Н. Леонтьевым, A.A. Леонтьевым. Теории представленных учёных объединяет тезис о том, что мышление индивида осуществляется по принципу функциональной системы, в которой ведущие и производные мотивы в процессе деятельности могут изменяться.

Методы исследования избирались в зависимости от поставленных задач. В работе широко используется метод семантической интерпретации лингвистических фактов. Эта интерпретация основывывается на элементах компонентного анализа в его дефиниционной разновидности и контекстуального анализа Применяются методы сравнительно-сопоставительного и сопоставительно-переводческого анализа материала, концептуальный и когнитивный анализ ментальной деятельности представителей разных лингвокультурных сообществ. Одним из способов изучения специфики этнического сознания служит свободный ассоциативный эксперимент, сопровождаемый элементами статистического анализа при обработке полученных данных. Метод моделирования используется для структурной характеристики системы переводческой личности. В работе также учитываются данные интроспективных наблюдений

Материалом исследования послужили примеры из британской, американской и русской литературы (поэзия, проза, научная и публицистическая литература) и их параллельные переводы, выполненные профессиональными и/или начинающими переводчиками (около 3500 контекстов), картотека переводов текстов и текстовых фрагментов, сделанных начинающими переводчиками (2700 единиц), материалы словарей и результаты ассоциативных экспериментов.

Научная новизна работы заключается в проведении комплексного исследования по изучению вербальной посреднической деятельности переводчика, включающего изучение характера взаимоотношения языка и сознания, т. е. языковых единиц и стабильных, дискретированных языком, ставших фактом сознания структур знаний, а также речевой деятельности и мышления, т.е. осмысленного и целенаправленного процесса переработки, изменения и дополнения знаний в концептуальной системе переводчика. В работе вербальный посреднический аспект деятельности переводчика в межкультурной коммуникации рассмотрен в качестве самостоятельного предмета исследования. Данные психолингвистики, семиотики, когнитивной лингвистики и межкультурной коммуникации интегрированы с целью исследования вербальной посреднической переводческой деятельности. Это дало возможность: 1) выявить взаимообусловленность, синергийность информационных потенциалов интерпретатора и знака, концептуальной системы переводчика и типа знака, включённого в межъязыковой коммуникативный процесс; 2) обосновать целесообразность адаптации для посреднической деятельности переводчика понятия «языковое сознание»; 3) предложить подход к переводческой личности как особому «функциональному органу» - модели, в которой трёхкомпонентный механизм вербализации ментального содержания предстаёт главным структурообразующим фактором

перевода. В диссертации систематизированы взгляды на то, как в различных моделях перевода представлена природа культурноспецифического и какова роль переводчика в передаче этого феномена.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что в ней получил теоретико-экспериментальное освещение ещё один аспект переводческой деятельности - посреднический. Его изучение вносит новые данные в общую разработку положений теории речевой деятельности, в её характеристику как принципиально нестабильного образования, организованного по принципу функциональной системы.

Результаты работы имеют значимость для общей теории языка, в частности, для расширения трактовки принципа иконичности, в котором своеобразно преломляются отношения между языком, мышлением и культурой. Проведённое исследование представляет интерес для теории межкультурной коммуникации и когнитивного переводоведения, так как оно выявляет стратегии и механизмы создания интегративных когнитивных структур в сознании представителей разных лингвокультурных сообществ.

Практическая ценность работы состоит в том, что предложенные в ней составляющие медиативной деятельности - ориентация переводчика в пространстве смысла в межкультурной коммуникации, модель перехода от значения к смыслу - имеют прикладной характер и могут служить основой для моделирования процесса перехода от текста на исходном языке (ИЯ) к тексту на переводящем языке (ПЯ) в письменном переводе. Теоретические положения, выдвинутые в диссертации, могут найти применение в лекционных курсах по теории языка, переводу, психолингвистике, межкультурной коммуникация, а также использоваться студентами при написании научно-исследовательских работ. Способы и приёмы изучения фактического материала, представленные в работе, иллюстрируют возможные пути и направления переводческого анализа речевых произведений, содержащих культурноспецифическую информацию.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Перевод как посреднический речемыслительный процесс базируется на формировании интегративных когнитивных структур и моделей, координирующих этнические сознания участников межкультурной коммуникации. Актуализация ментального содержания, подлежащего переводу, обеспечивается языковыми функциональными структурами, выводящими на соответствующие познавательные структуры коммуникантов.

2. В переводе, являющемся формой бытования семиотического опыта, осуществляется синергетическое взаимодействие информационных потенциалов посредника и знака, концептуальной системы переводчика и типа знака, включённого в межъязыковой коммуникативный процесс,

3. Особенностью знаков, задействованных в процессе перевода как форме межкультурной коммуникации, является их константная синкретичность -сопряжённость символического, иконического и индексального аспектов. Соотношение типологических характеристик в знаках обусловлено их культурной маркированностью в лингвокультурном сообществе и позволяет им

оптимально осуществлять коммуникацию и познание в рамках определённой культуры.

4. Переводчик, выполняя функцию наблюдателя, выходит из семантического пространства одного языка в многомерный и разнонаправленный коммуникативный универсум двух языков. Степень маркированности знаков, их равновесие в коммуникативном универсуме, смещение этого равновесия, его степень и последующее возвращение в равновесное состояние могут быть выявлены и скорректированы только с позиции наблюдателя.

5. Наиболее эффективным инструментом • анализа деятельности переводчика в процессе посредничества является обращение к феномену «языковое сознание». Это позволяет расширить информационное пространство при анализе воспринимаемых и продуцируемых переводчиком текстов, соотнести коррелируемые ментальные пространства участников коммуникации с разными этническими сознаниями путём формирования в них интегративных когнитивных структур, исследовать специфику сознания переводчика-билингва.

6. В языковом сознании переводчика-билингва преобладает или находится в состоянии динамического становления конструктивный тип синкретизма, детерминированный профессиональной деятельностью индивида и оптимизирующий её.

7. Ментальные процессы, происходящие в переводе, предопределены конструктивной деятельностью языковой личности переводчика. Иерархизация мотивов личности способствует самоорганизаций последней для создания оптимизирующих стратегий по операциям с информацией, по увеличению ёмкости ментального лексикона, по совершенствованию языковой способности. Таким образом, переводческая личность может быть представлена как особый функциональный орган.

8. Работа такого функционального органа, в свою очередь, обеспечивается механизмом вербализации ментального содержания, представленного моделью «когнитивного круга», объединяющего три взаимодействующих компонента: ментальный лексикон, когнитивную компетенцию и языковую способность переводчика.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены В' 29 публикациях, в том числе в авторской монографии (15 п. л.), в одной главе коллективной монографии, а также в статьях и тезисах конференций различных уровней. Общий объём опубликованного материала- 29,1 пл.

Результаты работы обсуждались на заседаниях семинара по психолингвистическим проблемам языка в Алтайском государственном университете, на кафедре общего и исторического языкознания Алтайского государственного университета. Некоторые аспекты исследования легли в основу спецкурса «Культурологические лакуны и способы их элиминирования в процессе перевода», предлагаемого студентам 4-го курса Лингвистического института Барнаульского государственного педагогического университета.

Положения, вынесенные на защиту, докладывались на научных и научно-практических конференциях разных уровней: международных (Барнаул 1994, 1996, 1998, 2001, 2003, 2005; Махачкала - Пятигорск 2000; Москва 2002, 2003; Новосибирск 1999; Тамбов 2002), всероссийских (Барнаул 2000, 2004; Иркутск 1998; Новосибирск 1999), региональных (Барнаул 1996; Иркутск 2000; Махачкала 2002; Уфа 1999), межвузовских (Барнаул 1995,2000).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, библиографического списка цитируемых источников, включающего 386 работ, списка справочных изданий и списка иллюстративного материала.

Содержание диссертации

Первая глава - «Динамика подходов к переводу культурноснецифического. Эволюция взглядов иа роль переводчика в этом процессе» - посвящена анализу последовательно меняющихся точек зрения на сущность и локализацию кулыпурноспецифической информации, а также на роль переводчика в её обработке и передаче.

Обращение в диссертации к культурноспецифической (нестереотипной, не соотносящейся с содержанием этнического языкового сознания реципиента) информации, актуализируемой словом или словосочетанием, обусловлено существующим мнением о том, что следы интеллектуальной деятельности с наибольшей отчётливостью проступают там, где возникают сложные ситуации. Представители различных интерактивных теорий, разделяющие указанную точку зрения, находят объяснительные основания для её существования в теории функциональных систем. Формирование таких систем обусловлено способностью живых организмов реагировать на изменения в окружающем мире посредством приспособительных реакций.

Функциональность выступает онтологической характеристикой речевой деятельности. Столкновение с незнакомым и неясным, например, с культурно обусловленным значением воспринимаемого сообщения в ситуации межкультурной коммуникации, приводит индивида, стремящегося, подобно всем живьгм системам, к состоянию гомеостатичности, в неустойчивое состояние. Одновременно с этим активизируется приспособительная деятельность, которая распространяется на особенности мышления индивида, на его способность обобщать, анализировать, прогнозировать, планировать и т. д. (ср. принципы, заложенные в теории функциональных систем П.К. Анохина, в синергетической (Г. Хакен) и лингвосинергетической теориях (И.А. Герман, В.А. Пшцальникова), в теории когнитивного диссонанса (L. Festinger) и в экстраполяции этой теории на переводческий дискурс (ГД. Воскобойник, A.M. Каплуненко), в теории культурной трансформации (Y. Kim, В. Ruben)).

Указанные свойства синергетических систем позволили предположить, что речемыслительные процессы переводчика наиболее полно могут обозначиться и раскрыться при принятии решений, связанных с переводом

культурноспецифической информации. В четырёх параграфах первой главы диссертации критически анализируются сменяющие друг друга точки зрения на то, что считать культурноснецифическим, какова роль субъекта в переводе этого феномена. Рассматриваются подходы к двум указанным проблемам, сложившиеся в долингвистический переиод становления науки о переводе, принятые в лингвистических, психолингвистических (деятельностных, интерпретативных) моделях перевода, а также в когнитивно ориентированных переводческих практиках.

Анализ теоретического материала (В. фон Гумбольдт, Фр. Шлейермахер, а также Л.Г. Зубкова, С.Д. Кацнельсон, Л.Л. Нелюбин, Г.Т. Хухуни, А.В. Фёдоров и др.) свидетельствует о том, что решение проблемы культурпоспецифического в переводе во многом зависит от того, как в определённый промежуток времени трактуется кардинальный вопрос языкознания - соотношение речи и мышления, языка и речи-мысли, а с ним и первостепеннный для перевода вопрос о соотношении универсального и идиоэтнического.

Внимание к культурологическим проблемам языка проявлялось уже в античных теориях, например, в спорах о мотивированности языковых знаков. В них видны попытки философов прошлого осознать специфичность языкового отражения действительности, доказать идиоэтнический характер означающих, их связь и обусловленность чувственными и умственными представлениями народа, его фантазиями и предпочтениями. Однако одновременно с этим возникает, а в Средние века укрепляется тенденция, во-первых, к игнорированию идиоэтнического на том основании, что всё высказанное на одном языке может быть высказано на другом, а, во-вторых, к отсутствию интереса к переводящему. Проявляется отчётливая ориентация процесса перевода на текст.

Универсализм теряет свое исключительное положение в эпоху Возрождения, когда переводчики высказывают сомнения в правомерности представления о различных языках как о тождественных способах выражения одних и тех же мыслей. Однако двумя веками позже сторонники логического направления вновь возвращаются к универсальной точке зрения и объявляют все языки проявлением одной сущности. При таком подходе перевод представлялся простым «переодеванием мысли», существо которой оставалось неизменным (С.Д. Кацнельсон). Приверженцы сформировавшегося в это же время психологического направления также не отрицали связи между языком и мышлением, но полагали, что межъязыковой перевод невозможен, так как каждый язык обладает своим неповторимым духом.

В современном языкознании эволюция подходов к переводу последовательно совпадает со сменой парадигм, демонстрируя изменения в своём объекте от лингвостатического (текст), где намеренно декларируется стремление избежать любого проявления субъективности (Л.С. Бархударов), до психодинамического (процесс перевода) и позже - до вполне логического их взаимодействия. В связи с этим формируются новые взгляды на задачи и роль переводчика, возрастает интерес к его деятельности, трактовка которой

постепенно трансформируется. Проблемы перемещения текста с языка оригинала на переводящий язык уступают место попыткам опознать ментальные процессы, с помощью которых происходит вербализация представленной информации (А.Н. Крюков, Ю.А. Сорокин, В.И. Хайруллин, Т. А. Фесенко, А.Ф. Ширяев, R. Bell; Р. Kussmaul и др.).

Проблема кулыурноспецифического в рамках лингвистических моделей перевода локализуется в языке как системно-структурном образовании, связывается с переводом реалий или смещается в область фоновых знаний, неизменно сопровождаясь полемикой вокруг лингвистичности последних. Культурологические аспекты перевода оказываются подчинёнными языковым и решаются в рамках языковых соответствий, реализуемых наиболее эффективными способами, выделенными на основе уже осуществлённых переводов.

Однако многочисленные исследования реалий не решают проблемы кулыурноспецифического. Корпус единиц, относящийся к этому классу, демонстрирует крайне расплывчатый характер, отсутствие чётких границ в предметном определении и терминологии (С. Влахов, С. Флорин, Г.Д. Томахин). Это особенно касается коннотативных и ситуативных реалий, в состав которых входят поведенческие, параязыковые, кинетические и проксемические единицы, представляющие собой норму и рассматриваемые как естественные в рамках одной культуры, но часто неопознаваемые в рамках другой (Т.Д. Томахин).

Так, например, неопознанная переводчиком реалия вступает в противоречие со смысловой структурой подлинника в следующем отрывке из романа Дж. Гришема «Камера» (John Grisham «The Chamber»:.

The door opened quickly and Retired Colonel George Nugent marched into the room, pausing only slightly to close the door, and moved officially toward Lucus Mann, who did not stand but shook hands anyway. «Mr. Mann». Nuzent greeted him crisply, then stepped forward and shook hands across the desk with Naifeh (J. Grisham).

Дверь резко распахнулась, и отставной полковник Джордж Ньюджент чуть ли не строевым шагом вошёл в комнату, задержавшись на мгновение, чтобы закрыть дверь, и подошёл к Лукасу Манну. Тот не вставая протянул руку и представился: - Мистер Манн.

Ньюджент энергично пожал руку Лукасу, затем сделал ещё шаг и пожал через стол руку Нейфи. (Пер. Бехтина, Ковалёва, Волошина).

В английском варианте реплика «Mr. Mann» оставлена без ссылки на авторство, однако описываемая ситуация и информация о правилах общения в конкретном лингвокультурном сообществе, однозначно приписывают её полковнику Ныодженту, и вся сцена представляет собой рутинное описание приветствия, когда, пожимая руку, вошедший называет имя того, с кем

здоровается. Так как в русском официальном этикете приветствия такая традиция отсутствует, переводчик ошибочно вкладывает реплику в уста Лукаса Манна, конкретизирует ситуацию, вводя в неё глагол «представился», дополняет её графическими средствами цитации, и в результате обычная ситуация приветствия превращается в сцену знакомства, искажая содержание повествования.

Сторонники психолингвистичеких (деятельностных, интерпретативных) моделей перевода объясняют подобные коммуникативные неудачи несовпадением национально-специфических «образов мира» автора и переводчика, а в качестве «инструмента регистрации» такого несовпадения избирают понятие «лакуна», определяя её как сигнал не только специфических реалий, но и специфических процессов и состояний, противоречащих узуальному опыту носителя того или иного языка (культуры) (Г.В. Быкова, C.B. Власенко, В.И. Жельвис, Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина).

Для осознания сущности культурноспецифической информации принципиальное значение имеют идеи когнитивной лингвистики, поскольку в распоряжении этой науки находится необходимый методологический и концептуальный аппарат. Большинство исследователей когнитивного направления солидарны в том, что переводческая деятельность выступает реализацией взаимодействия когнитивных и языковых структур, что переводу подлежат нетождественные когнитивные структуры, стоящие за словом в разных языках, а межкультурное общение целесообразно рассматривать как переход от одной специализированной когнитивной структуры к другой (Е.Ф. Тарасов, Т. А. Фесенко, В.И. Хайруллин, В Л. Шабес). -

Когнитивная структура определена в работе как структура знания, репрезентирующая различные соотношения содержания ментальных компонентов в сознании человека с помощью вербальных средств, которые являются частью когнитивной структуры и средством доступа к ней. Обращение к феномену когнитивных структур позволяет с наибольшей определённостью реконструировать проявление культурной специфики сознания отдельных этносов и, исходя из этого, избрать направления, а также сделать выбор в пользу наиболее рациональных переводческих стратегий. Когнитивная структура может предстать в различных форматах знаний: схемах, образах, фреймах, сценариях, концептах и т.д.

Для изучения единиц ментального уровня в диссертации используется термин . «концепт».. В соответствии с традициями, сложившимися в психолингвистических исследованиях, в работе разграничивается концепт как психическое явление и концепт как модель концепта - конструкт (В.А. Пищальникова, Е.В. Лукашевич). Концепт как динамическая когнитивная модель отображает структуру смысла - ментального содержания, соотносимого с определённой реалией. В структуре концепта представлены следующие компоненты, организованные по функциональному признаку: тело знака, понятие, представление, предметное содержание, ассоциация, эмоция и оценка.

Модель концепта служит опорой для построения переводчиком программы, в которой сознательное прогнозирование и координация рефлективных процессов будут осуществляться с учётом составляющих и внутренней организации коррелирующих концептов у представителей разных лингвокультурных сообществ. Являясь принадлежностью концептуальной системы, сформированной в определённом культурно-историческом, географическом и социальном пространстве, концепт не может не обладать культурной спецификой. Степень представленности последней в концепте градуальна, подвержена изменению, она может быть латентной, но неизменно проявляется в межкультурном общении, при переводе, где не всегда присутствует «общность языковых сознаний» коммуникантов, принадлежащих к разным лингвокулыурным сообществам.

В работе акцентируется, что культурноспецифическое может присутствовать практически в любой из уже выделенных составляющих концепта, причём независимо от того, определяется ли концепт как понятие «психолингвистическое», «когнитивное» или «лингвокультурологическое», что только подтверждает условность подобного деления, которое, если и существует, то исключительно в исследовательских целях.

Культурная специфика концепта - величина непостоянная. В своих исследованиях лингвист имеет дело с концептами, значение которых в разной степени универсально или культурно зависимо. Это связано с тем, что культурноспецифическое возникает на основе разных компонентов модели концепта, оно проявляется в разном уровне владения смыслом концептов (в терминах А.Вежбицкой, концептом-максимумом / концептом-минимумом) у разных носителей одного языка, и ещё больше различается у носителей разных языков и культур, и, наконец, степень культурной специфики концепта по-разному осознаётся в зависимости от мотивировки, обусловленной характером деятельности владеющего языком. В работе специально отмечается, что культурноспецифическое может присутствовать в любом концепте, но присутствие культурноспецифического автоматически не относит подобный концепт в разряд культурных. В проведённом исследовании уделялось внимание «обычным» концептам и их «необычным превращениям», когда в процессе перевода открывалось часто описываемое А. Вежбицкой несходное в сходном, культурно специфическое в том, что ранее представлялось универсальным.

Переводческий процесс осуществляется в двух разнородных, но взаимодетерминированных и взаимоадаптированных системах - человека и языка. Результаты посреднической деятельности во многом зависят от имманентных свойств каждой из них. Вторая глава - «Взаимообусловленность типологии языковых знаков и языкового сознания коммуникантов в вербальной посреднической деятельности переводчика» - имеет своей целью обосновать выдвигаемый в работе тезис о том, что языковые знаки, семиотические посредники между сознанием и культурой, и языковое сознание индивидов, пользующихся этими знаками в профессиональных посреднических

целях, претерпевают определённые изменения, участвуя в эвристическом по своему характеру переводческом процессе. Этот процесс предопределяет взаимообусловленность, синергийность языкового сознания участников межкультурной коммуникации и типов знаков, участвующих в нём.

Глава начинается с определения понятия «культура». Уточняется, что в переводе культура предстаёт сложным переплетением семиотического (знакового) и деятельностного, сопряжённого с опытом. Культура/среда, предопределяя пути, по которым осуществляется процесс познания, обеспечивает познающего необходимыми для этого элементами опыта, приобретаемого в результате локально и темпорально востребованных видов н способов деятельности.

Посредническая переводческая деятельность осуществляется с помощью знаков (в понимании Ч. Пирса) и репрезентируемых ими моделей в широком контексте культуры, в которую погружён человек. Обращение к семиотическому аспекту в переводческом ракурсе позволило переосмыслить соотношение типологических свойств знаков и их культурной маркированности в лингвокультурном сообществе. Известное утверждение о том, что в знаке могут присутствовать черты всех трёх типов - символического, иконического и индексального - получило в работе конкретное . уточнение. В знаках, передающих культурноспецифическую информацию,- этот конгломерат посит постоянный, эксплицитный характер. На фоне константно присутствующей символичности иконичность таких знаков проявляется в диаграмматическом варианте, количественно отражая соотношение между языковой и ментальной структурами в текстах на исходном и переводящем языках. Знак, репрезентируя образ объекта в сознании субъекта, отражает сходство не столько с объектом, сколько с перцептивной моделью, вызываемой им-в психике субъекта (см., например, У.Эко).

Описанное наблюдение соотносится с современными идеями теории иконичности, в которых семиотические теории пересекаются с когнитивными. Иконичность определяется когнитивистами как соответствие структуры языка концептуальной структуре действительности, которая сформировалась в сознании человека на основе данного опыта. Сложились три наиболее часто описываемых принципа иконичности (в её диаграмматическом варианте) (И.М.Кобозева, Г.Г. Молчанова, J. Haiman, F. Ungerer, Y-J Schmid):

- принцип последовательности, или «порядка упоминания»;

- принцип дистанции, согласно которому формальное расстояние между единицами соответствует концептуальному расстоянию между ними;

- принцип количества, основанный на соотношении количества информации с количеством обозначаемого (more form - more meaning, less form - less meaning).

Принцип количества своеобразно преломляется в знаках, маркирующих культурноспецифическое.

Наиболее эксплицитно это проявляется в лексикографической практике. Наглядным примером здесь могут служить способы, принятые при переводе

таких знаков в англо-русском лингвострановедческом словаре «Американа». Например,

1) billing - биллинг// Расстановка имён актёров на всей печатной продукции, относящейся к спектаклю;

2) redeye - красный глаз // Ночной авиарейс, билеты на который стоят дешевле;

3) saloon - ист. салун. // Питейное заведение в маленьких городах на Западе в период освоения Фронтира;

4) valet - «паж» // Служащий гостиницы, в обязанности которого входит отгон автомобиля постояльца на стоянку или его подача к подъезду. Во всех приведённых примерах семантизация осуществляется однотипным образом: сначала даётся краткий вариант перевода, появившийся как результат аллитерации, транскрибирования (примеры 1, 3), калькирования (пример 2), переводческого аналога (пример 4), но он не обладает функциональной значимостью, так как у реципиента не сформированы структуры знания, с которыми коррелируют языковые единицы переводящего языка. Перевод - слово является средством доступа к пустым или крайне расплывчатым референтам для русскоязычного пользователя словаря. Это «недопереведённые», «недотрансформированные» (А.Д. Швейцер), «недоинформативные» знаки, хотя и достаточно частотные в современном дискурсе, например, русском: экзерцис, инкумбепт, колумнист, гламурные топ-модели, франшизные магазины или английском: babushka, dacha, remont, pirozhki, но не вписывающиеся в вербально-ассоциативную сеть переводящего языка и, в результате, не приобретающие свойств «живого» слова.

Именно поэтому в словаре «Американа» первый этап семантизации дополняется вторым, увеличивая «количество» формы. С помощью описательного перевода, представленного развёрнутой синтаксической конструкцией, помещённой в словаре после двух косых черт, делается попытка соотнести, модифицировать имеющуюся в сознании читателя когнитивную структуру с новой, средством доступа к которой и может стать тело подлежащего переводу знака.

Количественная асимметрия компонентов, вербализующих одну и ту же информацию на исходном (ИЯ) и переводящем (ПЯ) языках, проявляется и в речевых произведениях. Так, Т. Сэйвори отмечает, что различия в образе мира обусловили отсутствие в испанском языке лексемы, соответствующей английскому слову jungle - джунгли. Это привело к тому, что названию известного произведения Р. Киплинга «Jungle Book» суждено было увеличиться в три раза при переводе на испанский: «El Libro de las Tierras Virgines». Аналогичное явление наблюдаем и практике перевода с русского на английский. Из-за референциальной неопределённости топонима Дон в сознании английского читателя, из-за желания привнести оттенок эпичности переводчику Ст. Гарри также пришлось изменить структуру заглавия романа М. Шолохова «Тихий Дон», введя в него несколько дополнительных элементов, и книга на английском языке появилась под названием «And Quiet Flows the Don».

Приведённые примеры создания познавательной структуры, связанные со структурной декомпрессией языкового знака, попадают под рубрику явлений, которые определяются в переводе как адаптация - приспособление текста на ИЯ к тому, чтобы он был понят читателем на ПЯ (Г.Т. Хухуни). Описанные факты относятся к так называемой внутренней адаптации, происходящей непосредственно в тексте и ведущей к преобразованию структуры предложения, главным образом, к её расширению за счёт введения дополнительного разъяснения, конкретизирующих слов и т.д.

Перевод, являясь формой межкультурного взаимодействия, происходит в диапазоне между (почти) стопроцентной лакунизированностью («безэквивалентные знаки») и (почти) стопроцентной делакунизированностью (И.Э. Клюканов). Естественно предположить, что чем лакунизированнее, маркированное знак в культурном универсуме переводящего языка, тем больше поясняющей информации потребуется при его переводе, тем многокомпонентнее будет структурное оформление варианта на переводящем языке. Это в полной мере проявляется при переходе от внутренней адаптации к внешней, когда делакупизация предполагает введение дополнительного материала в форме примечания, комментария, так как функциональный аналог или описательный перевод, с одной стороны, могут привести к нежелательной многословности и перегрузить текст, а с другой, всё-таки не представить достаточно информации для формирования адекватной когнитивной структуры в сознании инофона, что обусловлено отсутствием исторических, географических, этнографических фактов в его когнитивной системе или знаний, связанных с событиями, обычаями, относящимися к иной эпохе.

В процессе перевода актуализируются иконические потенции знака, передающего культурную информацию. Наиболее наглядно они реализуются в принципе количества - «больше формы - больше знания/значения». Однако данный принцип может действовать и не столь прямолинейно, поскольку знак асимметричен, за ним стоит вся культура как система, обусловливающая его поведение, употребление и восприятие. Внешне количество формы ИЯ и ПЯ может остаться без изменения. Но если рассматривать форму не как материал, а как способ, «посредством которого народ выражает в языке мысли и чувства», как совокупность «чувственных впечатлений и непроизвольных движений духа», предшествующих образованию понятия, которое совершается с помощью языка (В. фон Гумбольдт), то неизбежен возврат к хорошо осознанному факту. Значения слов разных языков не совпадают, что они отражают и передают образ жизни и образ мышления, характерный для некоторого данного общества, и что они представляют собою бесценные ключи к пониманию культуры (Anna Wierzbicka). Это означает, что для адекватного перевода культурноспеаифического необходима не просто модификация формы за счст расширения её компонентного состава, а экспликация её содержания, соотнесение её с культурным пространством, в котором функционирует языковой знак. Чтобы быть правильно интерпретированным, значение знака должно быть соотнесено с «кодами»

культуры, известными говорящему, что предполагает присутствие индексальных характеристик, присущих описываемым знакам.

В работе подробно анализируются индексальныс свойства знаков. Специфический способ передачи информации индексалышми знаками обусловлен прежде всего своеобразием отношений между ними и объектами, которые они замещают. Индекс находится под влиянием объекта, к которому он отсылает и который денотирует, так как он имеет с ним общее качество. Одновременно он выступает указательным, сигнальным знаком для субъекта, привлекая его внимание к наличным объектам путём «слепого принуждения». В знаке, связанном с передачей культурноспецифических знаний, где сочетаются элементы символического и иконического, элементы индексального характера (шскхюа!) являются облигаторными. Динамика семиозиса такого знака приобретает актуализацию, только если внимание интерпретатора будет направлено на среду, на универсум, с которыми знак находится в отношениях смежности, иначе он (знак) останется информационно неопределённым. В связи с этим в работе рассматривается явление переводческой напряжённости (энергии).

Переводческая напряжённость определяется как ментальный процесс, возникающий при переводе культурноспецифической информации. Восприятие такой информации нарушает равновесную среду - концептуальную систему переводчика, адаптированную к иной / родной культуре, и инициирует процесс структурации (или переструктурации) компонентов внутри концептов и самих концептов в концептуальной системе, способствуя порождению новых познавательных структур.

Таким образом, индексалыюсть знака обусловливает его зависимость, обязательное соотношение с кодом культуры, в рамках которой он функционируют, выводной характер содержания. Это содержание порождается энергией переводческой напряженности, формируется в процессе «осознанной», то есть презентируемой актуальному осознанию рефлексии, в ходе которой происходит взаимодействие «опыта» знака, концептуальной системы переводчика и конечного реципиента. В итоге в речевом произведении на переводящем языке воплощается результат встречного смыслопорождения содержания знака.

С этих позиций в главе формулируется суть посреднической деятельности переводчика. Она направлена на формирование интегративпых когнитивных структур, активизирующих коррелирующие познавательные пространства индивидов с разным этническим сознанием.

Под интегративностъю понимаются признаки, ориентиры, т. е. разнообразные функциональные опоры в речевой деятельности на двух языках, которые с разной степенью операциональности обеспечивают вероятностную актуализацию репрезентируемого ментального содержания в сознании коммуникантов.

Вся знаковая и коммуникативно-дискурсивная деятельность в переводе осуществляется благодаря специфическому, адаптированному к характеру этой деятельности сознанию индивида.

Сравнивая и описывая обработку информации, проводимую переводчиком и обычным реципиентом, специалисты отмечают, что переводчик не только истолковывает содержание и коммуникативную интенцию отправителя, но и смотрит на них глазами носителя другого языка, другой культуры. «Примерка» поступающей информации на конечного реципиента признаётся сторонниками практически всех моделей, однако основания, с помощью которых осуществляется переводческая ориентация, как, собственно, и вся посредническая деятельность в целом, варьируются от модели к модели.

Обращение к понятию «языковое сознание», предложенному отечественной психолингвистикой, оказывается продуктивным для перевода как вида речевой деятельности. Это обусловлено тем, что у переводчика появляется возможность расширить пространство, служащее источником информации при анализе воспринимаемых и продуцируемых речевых произведений. Пересекаясь по своей природе с понятием «знание», а в силу непосредственной ненаблюдаемости, преимущественно представая в языковых овнешнениях, языковое сознание в полном объёме реализует свой потенциал, интегрируя данные других наук. В.А. Пищальникова, рассуждая об интегративной интерпретирующей модели исследования речевой деятельности, в качестве такой модели предлагает синкретический научный объект «концепт», определяя его идентично языковому сознанию.

Использование предложенных понятий применительно к переводу требует уточнения и обращения к дополнительному ракурсу исследуемой проблематики. В этом виде деятельности содержание концепта, как и языкового сознания, является результатом обработки информации, производимой индивидом со специфическим сознанием: в различных теориях двуязычия за переводчиком закреплён статус искусственного или профессионального (А. Мартине) билингва. Ранние лингвистические теории двуязычия предрекали билингву низкую языковую компетенцию как первого, так и второго языка. Позже пришло осознание того, что билингв не удвоенный монолингв, а «индивид с особой языковой конфигурацией, складывающейся под влиянием двух сосуществующих и постоянно взаимодействующих языков» (Си^еап 1985, р. 471) и образов мира. У него иное знание родного языка; иное знание второго языка; иной тип языкового сознания; у него по-другому осуществляется когнитивная обработка данных, связанных с имеющейся в распоряжении языковой информацией. Психолингвисты считают, что овладение новыми данными, содержанием концепта у индивида не может происходить иначе как на базе уже имеющегося ассоциативно-апперцепционного содержания мышления. Следовательно, в концептуальной системе билингва должны быть синкретично представлены, хотя и по-разному структурированные, «родные» и «инокультурные» концепты. Отсюда наметившийся поворот к исследованию положения слов обоих языков в ментальном лексиконе индивида.

Индивид овладевает словами первого языка (Я1), в контексте культуры, присваивая поступающие знания, складывающиеся в концепты. Затем слово

автоматически индуцирует своим появлением всю связанную с ним информацию. Главная особенность слов второго языка (Я2) заключается в том, что их усвоение происходит с опорой на известный уровень развития родного языка, на фоне сложившейся системы значений этого языка. Для того чтобы стать частью ментального лексикона, слову Я2 приходится пройти сложный путь, преодолеть, по крайней мере, два барьера, возникающих из-за того, что: Г) овладение вторым языком в искусственных условиях происходит в ограниченном, количественно и качественно, потоке информации на Я2, что затрудняет формирование познавательных структур, доступом к которым могло бы стать слово на Я2; 2) овладение Я2 осуществляется на фоне уже сформировавшейся концептуальной и языковой системы Я1. Следовательно, при встрече со словом Я2 происходит его непреднамеренный перевод на Я1, и далее процесс обработки поступившей информации продолжается с опорой на известный ментальный опыт первого языка.

Возникающие в подобшлх случаях конфликтные изменения в языковом сознании билингва нарушают процесс семиозиса, становятся причиной трудностей и коммуникативных неудач в межкультурном общении, осложняют процесс освоения второго языка и, естественно, перевода. Такие изменения могут быть двоякого рода и соотноситься с двумя типами синкретизма в сфере языкового сознания билингва - неконструктивным и конструктивным (Л.А. Козлова). Неконструктивный (неблагоприятный) тип синкретизма является следствием сложившихся в языковом сознании стереотипов и служит препятствием для перехода в картину мира другого языка. Конструктивный (благопрятный) синкретизм расширяет познавательные возможности билингва, обеспечивает возможность перехода из одной картины мира в другую.

Перенося представленную типологию в область перевода, можно предположить, что в языковом сознании переводчика преобладает или находится в состоянии динамического становления конструктивный тип синкретизма, детерминированный профессиональной деятельностью индивида и оптимизирующий её. Основания для подобного заявления обусловлены двумя моментами: 1) функциональностью системы речевой деятельности; 2) особенностью репрезентации слов Я2 в ментальном лексиконе билингва.

1. Функциональность как онтологическая характеристика любой системы предопределяет способность её элементов проявлять и/или образовывать новые свойства в процессе функционирования, направленные на достижение полезного приспособительного результата (П.К. Анохин). Приспособительный результат в системе речевой деятельности может обеспечиваться благодаря тому, что её единицы находятся в отношениях компенсаторной зависимости. У билингва компенсаторная деятельность стимулируется феноменом положительного переноса знаний, давая ему определённые преимущества перед монолингвом в плане металингвистических, когнитивных и социопсихологических и социокультурных способностей. В деятельности переводчика-билингва представленные потенциальные качества актуализируются, выходят на первый план при создании интегративных

когнитивных структур и моделей, без которых адекватный перевод принципиально невозможен.

2. Конструктивный синкретизм переводчика предопределён местом, которое занимает слово Я2 в его ментальном лексиконе на различных ступенях освоения иностранного языка. Согласно экспериментальным данным Нань Цзяна, таких ступеней три, и информация, с которой входит слово в ментальный лексикон билингва, варьируется на каждой из них. В своих работах учёный, вслед за В. Левелтом, считает, что в ментальном лексиконе слово ассоциируется с информацией четырёх типов: семантической и синтаксической, образующих главную лемматическую часть, а также с морфологической и фонологической, образующих его лексемную составляющую.

На начальном этапе освоения языка происходит знакомство со звуковой и/или графической формой слова. Это первая, т. н. формальная (formal) ступень репрезентации слова Я2 в ментальном лексиконе билингва, в которой из четырёх возможных типов информации о слове присутствует лишь один -фонологический, лемматическая структура на первой ступени остаётся пустой. Данная ступень не характерна для переводчика, т.к. представленный тип организации информации во внутреннем лексиконе не позволит принимать эффективные решения, ожидаемые от переводчика по роду его профессиональной деятельности.

По мере приобретения опыта владения новым языком укрепляются связи между словом Я2 и его переводным коррелятом в Я1. Благодаря регулярному повторению в процессе коммуникации такая связь закрепляется и знаменует вторую, т.н. медиативную ступень репрезентации слова Я2 в ментальном лексиконе индивида посредством леммы Я1 (LI lemma mediation stage). Связь иностранного слова с концептом на этой ступени оказывается ослабленной, так как каким бы образом не осуществлялся доступ от слова к концепту, непосредственно или через переводной эквивалент на Я1, информация в ментальном лексиконе индивида медиатизирована леммой первого языка.

Только на третьей, интегративной (integration) ступени репрезентация слова на втором языке осуществляется в ментальном лексиконе билингва с привлечением всех типов информации, лексемной и лемматической, касающейся слова на Я2, т.е. слово на иностранном языке непосредственно выводит на концепт.

Теоретически любой изучающий иностранный язык может достичь третьей, высшей ступени в его освоении, однако большинство билингвов надолго, а некоторые и навсегда, останавливаются на второй. Это объясняется тем, что лемматическая часть, однажды занятая в ментальном лексиконе информацией о Я1, впоследствии препятствует замене её лемматической информацией о Я2. Конструктивный синкретизм переводчика как раз и формируется в вынужденном стремлении «подниматься» с медиативной ступени на интегративную, на которой слово Я2 представлено всеми типам инфрмации и непосредственно выводит на объективируемый им концепт.

Считается, что если значение и другую информацию о слове Я2 можно с достаточной долей автоматизма извлечь из деммы его переводного эквивалента на Я1, то при языковой обработке такого слова исчезает мотивация выводить его значение из непосредственных контекстов речевого опыта. Для переводчика такая мотивация присутствует всегда. Она не может исчезнуть, так как переводческие решения принимаются и корректируются в постоянном сравнении информации, представленной концептами двух языков. Выбор переводческого решения - это попытка «осознать сознания» продуцента и реципиента и создать интегративные структуры, обеспечивающие актуализацию подлежащего передаче ментального содержания. Осуществить подобную деятельность призван билингв со специфическим знанием двух языков, в языковом сознании которого преобладает или находится в состоянии динамического становления конструктивный тип синкретизма, с одной стороны, детерминированный профессиональной деятельностью индивида, а с другой - оптимизирующий её.

Третья глава работы - «Посредническая деятельность переводчика: мотивационнос и концептуально-смысловое моделирование» - посвящена речемыслительной деятельности переводчика, которая представляет собой психолингеистический процесс порождения смыслов на базе образования интегративных когнитивных структур и моделей ИЯ и ПЯ.

Принципиально важным в содержании главы является переход от описания содержательно-статического аспекта мыслительной деятельности переводчика (сознания) к анализу её процессуально-динамического аспекта (мышления). В личности переводчика, признаваемой одним из основных параметров в психолингвистических и когнитивных моделях перевода, особо выделим его языковую способность как главенствующий структурообразующий фактор перевода

В настоящее время сложилось множество аргументов, свидетельствующих не столько о сложной иерархической структуре понятия «личность», о её способности взаимодействовать с внутренними и внешними факторами, сколько о необходимости учёта содержательной стороны процессов, под влиянием которых она может проявлять свойства, отсутствующие у составляющих её элементов. Приобретая качества синергетической системы, личность предстаёт как относительно устойчивое открытое, нелинейное, диссипативное образование (см., например, Г. Хакен, В.А. Пшцальникова).

Данные качества в полной мере относятся и к языковой личности, характеризующей в самом общем смысле человека как носителя языка. В таком понимании языковая личность в теории Ю.Н. Караулова ассоциируется с двумя феноменами: 1) с любым носителем языка, «охарактеризованным на основе анализа произведённых им текстов с точки зрения использования в этих текстах системных средств данного языка для отражения видения им окружающей действительности и достижения определённых целей»; 2) с комплексным способом описания языковой способности индивида, соединяющим системное

представление языка с функциональным описанием текстов. Языковая личность признаётся многокомпонентным, структурированным образованием, которое представляет собой различные степени готовности индивида к речевой деятельности, к производству и восприятию речевых произведений. Несколько иные качества языковой личности выделяются в лингводидактике (Г.И. Богин).

В данной главе выдвигается и аргументируется предположение о том, что с учётом иерархии мотивов, под воздействием гетерогешшх влияний внешней среды структурные уровни личности билингвальной, «вторичной», профессионально ориентированной на перевод, способны перестраиваться. Благодаря сознательному и целенаправленному сочетанию задействованных сил и энергии они приобретут дополнительные качества, вплоть до нового -качества виртуального органа, способного обеспечить успешную координацию и гармонию своего функционирования.

В работе представлена модель переводческой языковой личности, обусловленная характером посреднической деятельности, в которой участвует индивид. В нашем случае эта модель - психолингвистическая. Её объектом является языковая способность индивида, осваивающего специфический вид речевой деятельности - письменный перевод. Такое исследование соотношения языковой способности с сознанием/мышлением и личностью, по мнению A.A. Леонтьева, характеризует один из аспектов эволюции взглядов на предмет современной психолингвистики, которая все чаще обращается к соотношению личности со структурой и функциями речевой деятельности, с одной стороны, и языком как главной «образующей» образа мира человека, с другой.

Идея именно функциональных, а не анатомических органов впервые была сформулирована A.A. Ухтомским в учении о доминанте. В его понимании орган - это механизм с определённым однозначным действием. По своей природе он динамичен и подвижен. «Органом может служить, по моему убеждению и с моей точки зрения, всякое сочетание сил, могущее привести при прочих равных условиях всякий раз к одинаковым результатам», - пишет учёный в своём труде «Доминанта».

Деятельность функционального органа объясняется закономерностями работы нервной системы, симптомокомплексом доминанты. Учение о доминанте как физиологической основе существования функциональных органов дополняется психофизиологическими положениями теории функциональных систем П.К. Анохина. Учёного интересовали такие системы, которые способны к высокой самоорганизации для получения фокусированного полезного результата». Таким образом, получение результата, опережающее отражение действительности, динамичность - основные черты любой функциональной системы и сформированного на её основе «функционального органа». Функциональность, являясь онтологической характеристикой языковой личности как функционального органа, отражает способность личности в зависимости от средовых условий проявлять/образовывать новые свойства в процессе своего функционирования для осуществления опрделённого достижения.

Функциональность является и онтологической характеристикой речевой деятельности, в которой участвует личность, В постоянной смене позиций индивид выступает то в качестве «означивающего аппарата» (У. Эко), высвечивающего смысл сообщения, то в качестве его продуцента, демонстрируя творческий характер речевой деятельности, сотканный из потенциала языковых знаков, проявлению которого способствуют неистощимые креативные возможности их пользователей. При этом творчество квалифицируется не только как лексико-семантические или лексико-грамматические преобразования. Творчество обусловлено и может опираться на познавательный опыт говорящего. Оно представляет собой преобразования, порождаемые «не значением, а зкизнью», причём жизнью не только отдельного человека, содержанием не только отдельной концептуальной системы, но концептосферой нации, которая, как однажды заметил Д.С. Лихачёв, соотносима с культурным опытом народа. В результате такого творчества появляются смыслы - речевая деятельность предстаёт речесмыслопорождением.

При этом неаддитивность смыслов, проявляемая в речи (и переводе), подтверждает представления о том, что если речевые реализации с течением времени и могут привнести изменения в семантический потенциал языковой единицы, то сами они не находятся в отношении жёсткой детерминации с существующим в системе языка назначением единицы. Семантические, и переводческие изыскания приводят к аналогичному выводу: создаваемый в обоих процессах новый смысл предопределён не семантической, а концептуальной структурой анализируемой языковой единицы в сознании коммуниканта, и его понимание может требовать выхода за пределы знака. В то же время, если значение воспринимать в его когнитивной интерпретации, где оно характеризуется как «стабильно-нестабильная», «устойчивая, но принципиально динамическая структура, реализующая определённый способ познания действительности» (В.А. Пищальникова), то значение как раз и выступает основой смыслопорождения, одновременно ограничивая исследовательский «произвол». Динамическая структура значения предполагает множественность заложенных в ней смыслов, которые обнаруживаются в процессе речепорождения в определённой коммуникативной ситуации.

Таким образом, в речевой деятельности наряду с конвенциональным содержанием языковых знаков рождаются смыслы, понимание которых требует выводных знаний, обращения к механизмам инференции. Смыслы, подлежащие переводу, актуализируются в речевой деятельности по законам знакообразования, с привлечением альтернативных когнитивных моделей и языковых средств переводящего языка, наилучшим образом отвечающих целям коммуникации.

Если в речи тождественные с точки зрения семантической структуры языковые единицы репрезентируют разные смыслы в зависимости от среды своего обитания, в качестве которой выступает концептуальная система, и шире, культура коммуниканта, то справедливо предположить, что определённые

свойства единиц языка способны проявляться лишь в определённых условиях. Подобно тому, как свойства физических объектов относительны к условиям наблюдения, содержание языковых единиц также оказывается обусловленым «измерительными» устройствами при установлении их свойств. В качестве измерителей выступают концептуальная система индивида, его языковая личность. Ср.: «Вместо жёсткой идеализации, видимо, можно, вслед за физиками, и лингвистам принять представление об относительности свойств лингвистических объектов к средствам наблюдения, активно используя понятия вероятности и потенциальной возможности» (И.А. Герман, В.А. Пищальникова). Однако для целей нашего исследования более важным является тот факт, что относительными оказываются и свойства самих «измерителей». Но в определённых условиях, в состоянии «избытка недостатка» (Ж. Батай) личность способна переструктурироваться, она открыта для совершенствования и оптимализации своих способностей, а также для формирования новых качеств и функций. Это проявляется, например, в действии сложного психофизиологического механизма, одного из структурообразующих факторов в личности переводчика, который Л.В. Щерба определил как речевую организацию человека. Отечественная психолингвистика отождествляет этот механизм с языковой способностью.

В диссертации языковая способность рассматривается как система ментальных правил, факт ментального уровня, результат обобщённого динамического речевого опыта. Для представления интериоризованного языкового опыта в современной лингвистике используется ещё один термин -внутренний/ментальный лексикон. Понятия традиционно разнятся и пересекаются, но и у билингва, и у монолингва они выполняют основное предназначение, которое Р.И. Павилёнис видит в том, что, манипулируя вербальными символами, человек получает возможность манипулировать концептами системы.

Вместе с тем информация, привносимая словом в сознание индивида, разнится в зависимости от его монолингвального или билингвального статуса Она претерпевает дальнейшую дифференциацию в зависиимости от профессиональной принадлежности билингва. Владение смыслом, степень «погружения» в него у переводчика и «обычного» билингва отличны. Более того, переводя стандартный, не содержащий лакун текст для себя, можно обойтись без образов языковых знаков. Напротив, обработка информации, направленной вовне, подлежащащей передаче другому, что, собственно, и составляет суть переводческого посредничества, должна воплотиться в слове и оформиться принятыми для переводящего языка способами.

Для этого переводчик-билингв прибегает к особым способам организации своей деятельности. Он осуществляет рефлексию над словом, его местом в ментальном лексиконе говорящих на исходном яхыке. Рождение смысла, поиск альтернативных вариантов его воплощения на языке перевода в большинстве случаев сопровождается одновременным намеренным выведением на «табло сознания» образов слов двух языков. То, что традиционно рассматривается в

качестве помехи, несовершенства языковой способности билингва по сравнению с монолингвом (ср. неконструктивный билингвизм), в процессе перевода приобретает качество специфической формы активности. Ориентируясь на конечную цель, предвосхищая её, переводчик целенаправленно организует свои действия, т. е. прибегает к определённым деятелъностным стратегиям - способам самоорганизации личности в процессе деятельности (В.В. Гусев) .

В подобной ситуации стратегия предстаёт не простым набором действий по обработке информации, а активной функцией личности, организующей свою деятельность в соответствии с образом результата и избирающей для этого оптимальные пути. Такое понимание стратегии хорошо согласуется с предлагаемой дальнейшей дифференциацией понятия «языковая способность» и введением двойного обозначения: «языковая способность» и «когнитивная компетенция», которые находятся в отношениях дополнительности и являются двумя сторонами одного феномена для профессионального, особенно формирующегося билингва (В.А. Пищальникова, Е.В. Яковченко). Когнитивная компетенция акцентирует операциональную природу языковой способности. Этот аспект языковой способности переводчика-билингва крайне важен, так как в этом случае часто неосознаваемые носителями языка механизмы функционирования языковой способности попадают в фокус сознания, становятся элементами мегакогнитивного анализа.

Итак, в модели языковой личности переводчика-билингва постоянно развивающийся механизм вербализации ментального содержания может быть представлен тремя взаимодействующими, взаимодополняющими друг друга компонентами: ментальным лексиконом, когнитивной компетенцией и собственно языковой способностью.

Диалогичная по природе речевая деятельность предполагает в своей структуре возникновение индивидуальных, случайных смыслов или их компонентов, что придаёт ей характер нестабильности. В переводе регулярно возникают условия и ситуации, в которых нарушаются «традиционные предписания» об употреблении языковых единиц, ощущается непрояснёшюсть смысла воспринимаемой и продуцируемой речи. Под воздействием гетерогенных внешних факторов неизбежны изменешм в концептуальной системе переводчика, в его языковой личности, в конституирующих её компонентах. В работе выдвигается и обосновывается положение, о том, что в случае когнитивного диссонанса все элементы переводческой системы будут настроены на положительный результат благодаря «аффективной окраске» (В.З. Демьянков) переводческого посредничества, возникающей и направляемой мотивациопной, конструктивной деятельностью языковой личности переводчика. Смена мотивов деятельности приводит к появлению случайных компонентов в личности-системе переводчика, что пересгруктурируег систему и способствует приобретению ею новых качеств. В процессе профессиональной деятельности все психические функции переводчика организуются для создания оптимизирующих стратегий по операциям с информацией, для доступа к сложным комплексам ментального

лексикона, для совершенствования его языковой способности. В такой ситуации переводческая личность и предстаёт особым «функциональным органом», сочетанием сил, призванным снять «избыток недостатка».

Поскольку личность переводчика действует по функциональному принципу, т. е. порождает когнитивные структуры под влиянием средовых обстоятельств, то постоянно расширяется его ментальный лексикон, обеспечивающий индивида информацией об оперативном участии языковых единиц в осуществлении речевой деятельности. В процессе межкультурной коммуникации, привносящей дополнительную напряжённость в ментальную деятельность переводчика, в его концептуальной системе происходят когнитивные, эмоциональные и поведенческие изменения. Эти культурные трансформации детерминируют совершенствование когнитивной компетенции переводчика, т.е. набора осуществляемых им оптимизирующих стратегий по операциям с информацией. В свою очередь, эти стратегии операционализируются, происходит их адаптация, что оказывает влияние на развитие языковой способности. Благодаря развитой языковой способности пополняется ментальный лексикон индивида. Таким образом, создаётся своеобразная модель «когнитивного круга» переводческой языковой личности, представленная на приводимом ниже рисунке

Рисунок 1. Модель «когнитивного круга» переводческой личности

Цель четвёртой главы «Экснериментально-аналитечсское исследование посреднической деятельности переводчика» - показать, что привносит в посредническую деятельность переводчика обращение к понятию «языковое сознание».

Мы осознаём, что реальный процесс порождения / восприятия смыслов индивидом не аналогичен обнаружению компонентов смысла в анализе. Тем не менее обращение к интегративной модели концепта, предложенной для исследования речевой деятельности и экстраполированной на перевод, имеет реальную познавательную перспективу. У переводчика появляется возможность предопределить зоны несовпадения концептуальных систем коммуникантов и наметить возможные пути интерпретационного процесса. В работе рассматриваются языковые единицы, являющиеся доступом к концептам, которые находятся в двух языках в отношениях включения INDIAN SUMMER и пересечения COMMUNITY.

Исходным пунктом всех наших предшествующих теоретических рассуждений было положение о том, что за словом у человека стоит многомерная симультанная структура знаний. Следовательно, избираемая переводчиком языковая единица переводящего языка, должна стать знаком актуального содержания речи, т.е. смысла. Для реализации такого положения во внимание переводящего попадает семантическая структура слова; информация, полученная после её обработки, даёт возможность составить представление о когнитивной, познавательной структуре слова. Результаты ассоциативного эксперимента привносят информацию о том, как осмысляется исследуемая единица членами определённого лингвокультурного сообщества, о месте, которое исследуемая единица занимает в их концептуальной системе. Ассоциативная структура является базой интерпретации содержания. Наконец, смысл сообщаемого уточняется в зависимости от сложившейся мотивационно-эмоциональной ситуации.

Перевод - одна из форм межкультурной коммуникации. Центральную статусную позицию в ней занимает переводчик, организуя и выстраивая двуаспектную деятельность понимания и смыслопорождения. Присутствие различий в сознании общающихся является нормой межкультурной коммуникации, что и должен учитывать переводчик, определяя стратегии своей деятельности. Эти стратегии обусловлены соотношением концептуальных систем коммуникантов, результатами рефлексии над сопоставлением интериоризированных переводчиком познавательных (когнитивных) структур значения разных языков, преломлением их в конкретном акте коммуникации.

Перевод является сложной системой отношений, в которой место каждого компонента детерминировано его значимостью в контексте ситуации, текста, культуры, опыта. Поэтому переводчик находится в состоянии постоянного выбора, принятия решений, от которых зависит «встретятся, состыкуются» ли образы мира в сознании коммуникантов, а значит осуществится ли вообще процесс коммуникации.

Инструментом «диалога сознания» людей, принадлежащих к разным лингвокультурным сообществам, являются познавательные (когнитивные) структуры. Отсюда, приоритетные стратегии при переводе направлены на поиски способов целесообразного обмена такими структурами или на их создание. Формирование и обмен структурами может осуществиться посредством:

а) ориентации переводчика в коммуникативном пространстве определённого сообщества в направлении еНс - етк - ейс;

б) осуществления переводческой рефлексии, позволяющей предопределить зоны несовпадения концептуальных систем (сознаний) коммуникантов (зоны текстового напряжения) и наметить пути интерпретационного процесса, руководствуясь когнитивной моделью соотношения значения и смысла.

Заключение. Таким образом, в диссертации представлена интегративная концепция вербальной посреднической деятельности переводчика. Проведённое исследование соединило в себе ключевые положения психолингвистики, семиотики, когнитивной лингвистики и теории межкультурной коммуникации, что позволило выделить в переводческой деятельности особый параметр - личность переводчика, акцентировать специфику его сознания и мышления. Особенностью разработанной концепции является представление переводческой личности как особого «функционального органа», посредством которого в процессе медиативной деятельности все психические функции переводчика организуются и направляются на создание оптимизирующих стратегий оперирования с информацией, на обеспечение доступа к сложным комплексам ментального лексикона, на совершенствование языковой способности переводчика. Иерархизация мотивов посреднической деятельности, постоянно происходящие в сознании/мышлении переводчика обмены информацией со средой способствуют переструктурированию языкового сознания и языковой способности переводчика.

В рамках данного направления имеются следующие перспективные линии дальнейших исследований:

1. Расширение сферы и представленности языковых явлений, которые могут быть опознаны как культурноспецифические. Культурная специфика проявляется не толко в значении слов, но и в грамматических формах и конструкциях (статический аспект). Культурноспецифическими могут оказаться стратегии организации языковых единиц, принятые в отдельном лингвокультурном сообществе в зависимости от типа дискурса, в котором они употребляются (динамический аспект).

2. Выявление психологической реальности механизма, обеспечивающего вербализацию ментального содержания в представленной в третьей главе модели «когнитивного круга», может внести уточнения в специфику выделенных компонентов модели.

Основные публикации, отражающие содержание диссертации

1. Пшёнкина Т.Г. Психолингвистические основания вербальной посреднической деятельности переводчика: Монография. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 2005. - 240 с.

2. Пшёнкина Т.Г. Роль переводчика в реализации диалога сознаний представителей разных национальных культур // Аспекты исследования картины мира: Коллективная монография. - Москва-Барнаул: Изд-во Алт. тех. ун-та, 2003. - С. 212-248.

3. Пшёнкина Т.Г. Сопоставительный анализ передачи образности фразеологических единиц в английском и русском языках // Сопоставительный анализ языковых единиц / Межвуз. сборник науч. трудов. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ин-т, 1986. - С. 111 -121.

4. Пшёнкина Т.Г. Роль английской детской литературы в преподавании иностранного языка И Обучение иностранному языку в аспекте взаимодействия культур: Мат-лы междунар. конференции. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 1995. - С. 62-63.

5. Пшёнкина Т.Г. Особенности восприятия текстовой информации, содержащей в своём составе национально-культурный компонент // Язык и культура: Мат-лы межд. научной конференции. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 1997.-С. 121-124.

6. Пшёнкина Т.Г. Культурологические проблемы на пути восприятия иноязычного текста // Культура и текст. - Барнаул:: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 1998. - Вып. 4. - С. 20-23.

7. Пшёнкина Т.Г. Некоторые особенности восприятия и порождения речевого высказывания в условиях межкультурной коммуникации // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний: Сборник материалов Всерос. науч. конференции. - Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 145 - 147.

8. Пшёнкина Т.Г. Национально-культурная специфика фразеологических единиц // Формирование социолингвистической компетенции: проблемы и перспективы: Мат-лы междунар. науч.-практич, конференции. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 1998. - Ч. 2. - С. 65-69.

9. Пшёнкина Т.Г. Переводческие компенсации в процессе межкультурного общения // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. - С. 84-87.

10. Пшёнкина Т.Г. Коммуникативный аспект перевода как интегрирующий фактор переводческой деятельности // Актуальные проблемы сопоставительного языкознания и межкультурной коммуникации: Мат-лы межрег. конференции. -Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 1999. - С. 177-179.

11. Пшёнкина Т.Г. Этнокультурологический аспект в обучении иностранным языкам // Методология обучения иностранным языкам в ВУЗАХ: Мат-лы междунар. науч.-практич. конференции. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 1999. - С. 132-134.

12. Пшёнкина Т.Г. Этнокультурные ценности в предвыборном дискурсе // Политический дискурс в России - 4: Мат-лы рабочего совещания / Под ред. В.Н. Базылева и Ю.А. Сорокина. - М.: Диалог-МГУ, 1999. - С. 81-83.

13. Пшёнкина Т.Г. Некоторые тенденции современного переводоведения // Совремешюе лингвистическое образование: мир изучаемого языка: Мат-лы межвуз. науч.-практич. конференции. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 2000. - Ч. 2. - С. 69-78.

14. Пшёнкина Т.Г. Некоторые аспекты подготовки переводчиков - специалистов в области межкультурной коммуникации // Поликультурное образование на Северном Кавказе: проблемы, тенденции, перспективы: Мат-лы междунар. нач,-практич. конференции. - Махачкала: ИПД ДГУ, 2000. - С. 106-107.

15. Пшёнкина Т.Г. Культурологические аспекты перевода // Лингвосинергетика: проблемы и перспективы. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. - С. 56-65.

16. Пшёнкина Т.Г. Концептуальная система коммуникантов и перевод // Материалы III- регионального семинара по проблемам систематики языка и речевой деятельности. - Иркутск: ИГЛУ, 2000. - С. 68-73.

17. Пшёнкина Т.Г. Роль перевода в обучении иностранному языку // Российская дидактическая школа и преподавание второго языка (памяти П.Я. Гальперина). -Новосибирск, Новосиб. ун-т, 2001. - С. 152-154.

18. Пшёнкина Т.Г. Актуальные вопросы переводческой деятельности в «Разговоре о переводах» Н.М. Бахтина II Мир языка и культуры: Мат-лы междунар. науч,-практич. конференции. - Благовещенск: Изд-во Благовещ. пед ун-та, 2001. С. 46-49.

19. Пшёнкина Т.Г. Становление общей теории перевода: общефилологический аспект // Вестник БГПУ. Серия: Гуманитарные науки / Барнаул, пед.-ун-т. - Барнаул, 2001. -Вып. 1.-С. 22-30.

20. Пшёнкина Т.Г. Посредническая роль перевода в межкультурной коммуникации II Культура межнационального общения: проблемы формирования и развития: Мат-лы региональной науч.-практич. конференции. - Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2002. - С. 29-31.

21. Пшёнкина Т.Г. Основания переводческой ориентации при переводе культурноспецифического // Реальность, язык и сознание: Международный межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. / Отв. ред. Т.А. Фесенко. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - С. 165-172.

22. Пшёнкина Т.Г. Роль переводчика в процессе межкулътурного общения // Язык. Культура. Коммуникация: Мат-лы междунар. науч.-практич. конференции. -Барнаул:: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 2002. - С. 39-46.

23. Пшёнкина Т.Г. Ориентация переводчика в пространстве смысла // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. - М.: ИЯ РАН, МГЭИ, 2002. - Вып. 5. - С. 91-94.

24. Пшёнкина Т.Г.«Бабье лето» vs. «Indian Summero: перевод как взаимодействие когнитивных структур // Методология современной психолингвистики: Сб. статей. - Москва, Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2003. - С. 100-121.

25. Пшёнкина Т.Г.«Картинообразующая» функция языка и её реализация в переводе // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. -Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 2003. Т. 1. - Вып. 1. - С. 88-97.

26. Пшёнкина Т.Г. Посредническая роль переводчика в межкультурном общении И Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты: Сб. статей / Под общ. ред. В.А. Пищальниковой. - Москва, Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2003. - С. 178-186.

27. Пшёнкина Т.Г. Функционально детерминированные особенности культурноспецифических языковых единиц и их учёт при переводе // Проблемы межкультурной коммуникации в теории языка и лингводидактике: Мат-лы науч.-практич. конференции. - Барнаул:: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 2003. - С. 228-236.

28. Пшёнкина Т.Г. Иконическое в природе знака и его реализация в переводе // Коммуникативно-парадигматические аспекты исследования языковых единиц: Сб. статей к юбилею проф. М.Я. Блоха. - Барнаул: Изд-во Барнаул, пед. ун-та, 2004. Ч. 1.-С. 187-195.

29. Пшёнкина Т.Г. Типология языковых знаков и её преломление в межъязыковом переводе // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. -Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 2005. Т. 3. - Вып. 1. - С. 82-90.

Подписано в печать 11.11.2005г. < Объем 2 уч.-изд-л. Формат 60X84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Тираж 100 экз. Заказ № 312

Отпечатано в РИА «ГРАФИКС» Лицензия ПД №12-0150 от 14 ноября 2001 г. 656031 г. Барнаул, ул. Крупской, 108 оф. 105 тел. 388-499, тел/факс 62-83-37 e-mail: graphx@bna.ru

Диссертация: содержание автор диссертационного исследования: доктора экономических наук, Морозова, Елена Алексеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Теоретико-методологические основы анализа и управления социальной защитой населения

1.1. Системный подход к анализу социальной защиты населения.

1.2. Управление как основа функционирования и развития социальной защиты.

ГЛАВА 2. Социальная защита населения: понятие и система

2.1. Социальная защита как научная категория.

2.2. Система социальной защиты населения.

ГЛАВА 3. Виды, направления и механизмы социальной защиты населения

3.1. Виды и направления социальной защиты.

3.2. Механизмы социальной защиты населения.

ГЛАВА 4. Теория и практика измерения социальной защищенности населения

4.1. Методология и опыт изучения социальной защищенности населения.

4.2. Анализ уровня и качества жизни как теоретико-методическая основа измерения социальной защищенности.

ГЛАВА 5. Совершенствование управления социальной защитой на основе системного подхода

5.1. Системная методика измерения социальной защищенности как источник управленческой информации

5.2. Основные направления совершенствования управления социальной защитой населения: системный аспект

Диссертация: введение по экономике, на тему "Социальная защита населения: системный подход к анализу и управлению"

Актуальность исследования. Термин «социальная защита» в последние годы получил в России широкое распространение. Это обусловлено прежде всего последствиями социально-политических и экономических преобразований в стране и теми трудностями, с которыми обществу пришлось столкнуться в ходе их осуществления. Советская, по мнению многих, достаточно эффективная система социального обеспечения перестала соответствовать зарождающимся рыночным условиям хозяйствования, а необходимость в социальной поддержке граждан резко возросла. Первое десятилетие социально-экономических реформ в России прошло в тяжелейших для населения условиях, большинство из которого утратило социальные гарантии, потеряло государственную поддержку, что не замедлило отрицательно сказаться практически на всех сферах жизнедеятельности общества. Заметно ухудшилось здоровье населения, сократилась продолжительность жизни, показатели смертности значительно превысили показатели рождаемости, резко упал уровень жизни, возросло число сирот при живых родителях, разводов, неполных семей, увеличились преступность, алкоголизм, проституция, наркомания, суицид, обострились политические, межнациональные и многие другие социальные проблемы. Страна подверглась коренным переменам, которые принципиально изменили жизнь людей.

Для решения социальных проблем граждан государство запланировало и начало осуществлять реформы, затрагивающие социальную сферу (пенсионную, правовую, жилищно-коммунального хозяйства и т.п.). А в конце 2005 года Президент Российской Федерации В.В. Путин призвал вкладывать инвестиции в человека, серьезно усилить социальную направленность внутренней государственной политики, сконцентрировать внимание на таких сферах, как здравоохранение, образование, жилье, ЖКХ, производство сельхозпродукции, приступить к реализации соответствующих национальных проектов. Несмотря на то, что в последние годы социально-экономическая ситуация в стране стала меняться к лучшему, позитивные перемены пока коснулись далеко не всех сторон общественной жизни. В России остаются достаточно высокими показатели инфляции, безработицы, преступности, малообеспеченно-сти, производственного травматизма, заболеваемости, растет разрыв в уровне доходов различных групп населения, уровне развития регионов, естественная убыль населения, происходит его старение, снижается доступность системы образования, здравоохранения, обостряются некоторые другие проблемы. «Сложившаяся ныне социально-экономическая ситуация диктует настоятельную необходимость проведения широкого комплекса мер, направленных на совершенствование социальных отношений в обществе, существенное повышение уровня и качества жизни населения, нормализацию демографической ситуации, обеспечение эффективной занятости, гарантированной реализации гражданами конституционных прав в сфере труда, социального благосостояния, образования, охраны здоровья, культуры, обеспеченности жильем» [199, с. 3]. Все это обусловливает рост актуальности задач, связанных с социальной защитой населения.

Социальная защита является неотъемлемой частью любой нормально функционирующей государственной системы. Ее зачатки и простейшие формы существовали уже на самых ранних стадиях общественной жизни. С развитием цивилизации защитные функции все активнее берет на себя государство. А с возникновением рыночной экономики социальная защита населения становится самостоятельным видом общественной деятельности, направленной на защиту людей прежде всего от неблагоприятного воздействия социальных рисков, возможных в рыночной экономике. «Рынок и социальная защита населения тесно взаимосвязаны. Социальная защита вовлечена в систему рынка и служит необходимой платой работодателей и бизнесменов за возможность нормальной хозяйственной деятельности, за стабильность общества» [252, с. 32]. Таким образом, в рыночных условиях институт социальной защиты выполняет роль своеобразного буфера и является обязательным элементом общественной системы. И чем развитее, совершеннее будет организована социальная поддержка населения, тем эффективнее будет функционировать и экономическая, и политическая, и духовная сферы жизнедеятельности общества.

Сегодня не ставится под сомнение тесная связь и взаимообусловленность экономики и социальной сферы. И ученые, и политики, и практики признают, что «общество не может обеспечить свою безопасность, стать стабильным, не может обеспечить устойчивое развитие, если огромное большинство людей не чувствует себя защищенными, если растет потенциал недовольства и потенциал социального протеста» [359, с. 266], что «без социальной поддержки невозможно нормальное воспроизводство общественного продукта. Уровень социальных гарантий зависит от экономических возможностей, но он, в свою очередь, и предопределяет экономические возможности. Все это не может не учитываться рациональной экономической политикой» [299, с.9], что «экономическое развитие и социальная защита взаимно подкрепляют друг друга; по существу они представляют собой элементы одной парадигмы. Социальная защита является одним из важных аспектов общественной жизни, способствуя росту солидарности и уменьшению социальных аномалий. Социальная защита является своего рода амортизатором экономических преобразований и структурных изменений» [353, с. 98].

За последние годы российская система социальной защиты населения начала приобретать некоторые новые, рыночные черты, меняется ее экономическая основа, источники и принципы финансирования. Прежде всего следует назвать переориентацию на страховые принципы социального обеспечения; ослабление патерналистских подходов; разгосударствление социальной сферы; регионализацию и муниципализацию социальной политики и социальной защиты; развитие социального законодательства и социального нормирования; формирование системы подготовки кадров для социальных служб, появление новых видов и форм социальных услуг и т.д. В то же время ряд тенденций замедляет развитие системы социальной защиты: дефицит ресурсов; нецелевое использование выделяемых на решение социальных проблем средств, коррупция; преимущественно компенсационный характер защитных мер; ослабление роли предприятий в защитных процессах; большое число различных категорий льготников; неэффективный учет нуждаемости в социальной помощи; слабое участие граждан в защитных и самозащитных процессах, неразвитость гражданских инициатив и т.д.

В итоге современная система социальной защиты носит характер слабо согласованных и обоснованных мер, представляя собой некий гибрид из остатков социалистического прошлого, плохо адаптированных элементов западных образцов, недостаточно продуманных отечественных нововведений. По признанию ряда специалистов, в России «.нет пока четко оформившейся системы социальной защиты населения.» [351, с. 5]. Хотя на федеральном уровне все чаще озвучиваются намерения повысить уровень жизни населения, принимаются и реализуются социальные программы, реформируются защитные подходы, говорить о системной, целенаправленной, продуктивной работе в этой области пока не приходится. Последнее косвенно подтверждает и тот факт, что в настоящее время в российском правительстве отсутствует самостоятельное министерство, курирующее вопросы социальной защиты, а функции регулирования отраслей социальной сферы распределены по разным ведомствам, чья деятельность слабо координируется. Главной же причиной низкой эффективности российской системы социальной защиты, на наш взгляд, является отсутствие единой государственной идеологии, методологической базы социальной политики и социальных преобразований в обществе в целом. Заявленное в Конституции положение о том, что Россия -социальное государство, слабо подкреплено в законодательном, организационном и экономическом планах.

Для создания действенной системы социальной защиты населения необходимо прежде всего соответствующее учение, содержащее ее методологические, методические и организационные основы. Определенные наработки в этой области имеются, но пока их нельзя считать полностью отвечающими современным требованиям, завершенными и, тем более, принятыми на вооружение. Формирование концепции социальной защиты населения сопряжено с решением ряда принципиальных теоретических вопросов: обосновать ее теоретико-методологическую базу, упорядочить терминологический аппарат, показать место социальной защиты в системе научного знания, экономической и социальной политики, раскрыть ее содержание, систему внешних и внутренних взаимосвязей, охарактеризовать цели, задачи, принципы, функции, виды, формы, методы, приемы социальной защиты, выработать подходы для эффективного анализа ее состояния и управления ею. Успешная реализация теоретических задач позволит усовершенствовать и практику социальной защиты, так как «.целостность и эффективность системы социальной защиты определяется органичным сочетанием выбранной концепции социальной защиты и адекватного ей механизма» [338, с. 19].

Следует отметить, что разработка теоретических основ социальной защиты сопряжена с рядом усложняющих обстоятельств. Так, обсуждаемая тема явно относится к междисциплинарной, где трудно отдать предпочтение экономической науке, социологии или политологии. Весомая роль также принадлежит философии, психологии, медицине, праву и другим наукам. Это обусловливает необходимость применения разноплановых знаний, широкой компетенции ученых, необходимости сочетания различных методологий. Специалисты утверждают, что «социальная защита - сложный комплексный феномен, научное исследование которого предполагает анализ многообразных интересов, изучение функционирования различных государственных и общественных институтов и механизмов. При рассмотрении социальной защиты как единого целого требуются применение довольно сложного методологического инструментария и достижений ряда научных дисциплин, использование развитой статистической базы и социологических оценок (не говоря уж о том, что зачастую требуется гражданское мужество). Особенно сложно совмещать теорию, методологию и практические аспекты соответствующей аналитической работы» [158, с. 81].

Еще одна проблема - высокий уровень плюралистичное™ наук социально-экономического профиля, влекущий отсутствие единых взглядов, представлений об экономических и социальных явлениях, процессах. «По вопросам выработки общей концепции социальной политики государства и системы социальной защиты граждан высказывается множество диаметрально противоположных мнений, которые нередко имеют дискуссионный характер» [137, с. 94]. Ученые пока не договорились о более-менее однозначном толковании многих базовых для темы социальной защиты понятий, а «.отсутствие общего представления о характере института социальной защиты и его содержании, естественно, ведет к смешиванию и вольному толкованию разнообразных категорий, терминов и понятий, служащих для раскрытия смысла данного института» [84, с. 13]. В условиях методологической и категориальной путаницы задача систематизации научных знаний по вопросам социальной защиты требует особой скрупулезности и ответственности.

Острой проблемой и важнейшим направлением оптимизации функционирования системы социальной защиты, повышения ее управляемости является информационное обеспечение защитных мер. Без полных и объективных сведений об уровне и качестве жизни людей, существующих социальных проблемах, ожиданиях, приемлемых формах и видах помощи, жизненных обстоятельствах различных категорий населения, имеющихся материальных, организационных ресурсах невозможна эффективная организация социально-защитной деятельности. Особая роль принадлежит систематическому отслеживанию результативности системы социальной защиты, которая выражается прежде всего в показателях социальной защищенности. Последние нуждаются как в методологическом, так и в методическом обосновании и закреплении на практике, которая пока очень бедна.

Степень изученности проблемы. Тема социальной защиты является междисциплинарной и высокодискуссионной, как в понимании ее сущности, форм, механизмов и других элементов, так и в теоретико-методологическом толковании ее основ. Ученые, исследующие проблемы социальной защиты, опираются на разные учения и концепции: на теорию экономического благосостояния (А. Смит, Д. Риккардо, А. Маршалл, В. Парето, А. Лигу, А. Бергсон и др.), на теорию человеческого капитала (Г. Беккер, Я. Минсер, Т. Шульц и др.), на учения о социальном государстве или государстве всеобщего благоденствия (Дж. Гелбрейт, Г. Мюрдаль, Д.М. Кейнс, А. Бителман, Р. Харрорд, А. Сен и др.) и о социальном рыночном хозяйстве (А. Мюллер-Армак, JL Эрхард и др.), на концепцию устойчивого развития (Д.Ж. Маркович, Г.Х. Брундланд, В.А. Коптюг, В.К. Левашов, А.Д. Урсул и др.), на учение о социальных рисках (Г. Аарон, Е.Д. Берковец, У. Беверидж, Т. Катлер, К.Е. Кларк, Д.А. Печман, Д. Хиггинс и др.) и иные концепции. Поэтому соответствующие работы можно отнести к базовому, теоретико-методологическому уровню проблематики социальной защиты.

К следующему уровню исследовательских направлений целесообразно причислить те работы, которые касаются вопросов социальной защиты как части более широких тем. Здесь прежде всего надо назвать имена ученых, которые внесли весомый вклад в развитие теории социального управления (Ю.П. Аверин, В.Г. Афанасьев, С.С. Андреев, Ю.Е. Булыгин, Ю.Е. Волков, В.И. Добреньков, В.Н. Иванов, А.И. Кравченко, Н.В. Мысин, A.M. Омаров, А.И. Пригожин, И.М. Слепенков, O.A. Уржа, В.И. Франчук, Г.В. Щекин и др.); социальной политики: (Ф.М. Бородкин, H.A. Волгин, В.И. Жуков, А.Г. Здравомыслов, Е.Ш. Гонтмахер, К.И. Микульский, Н.Ф. Наумова, J1.C. Ржаницына, З.Х. Саралиева, В.Н. Смирнова-Ярская и др.); социальной сферы (Г.М. Кац, В.Н. Ковалев, В.Б. Медведев, Г.И. Осадчая, В.М. Рутгай-зер, С.А. Шавель, C.B. Шишкин и др.); социального неравенства (Э. Дюрк-гейм, М. Вебер, Т. Парсонс, И. Хабермас, Р. Мертон, Дж. Роулз, К. Маркс, П. Бергер, Н. Смелзер, П.А. Сорокин, О.И. Шкаратан, В.И. Ильин, М.Н. Рут-кевич, Т.И. Заславская, Р.И. Рывкина, З.Т. Голенкова, В.В. Радаев и др.). Несомненную ценность для становления отечественной теории и практики социальной защиты имеют труды зарубежных исследователей, таких, как: X. Армстронг, Р. Баркер, Дж. JI. Галлагер, В.Д. Верф, К. Дитц, П. Дудкевич,

П. Деккер, Т. Йеннисен, Д. Кларк, X. Кристофферсен, Ш. Рамон, Г. Роланд, Дж. Роулз, Б. Ричман, М. Хансен, X. Хилл, А. Чендлер, П. Эстер и др.

В научной литературе раскрываются вопросы, связанные с отдельными направлениями, механизмами социальной защиты, - социальной работой (С.И. Григорьев, Л.Г. Гуслякова, A.A. Козлов, В.В. Колков, А.И. Ляшенко, П.Д. Павленок, Т.С. Пантелеева, C.B. Тетерский, Л.В. Топчий, М.Ф. Фирсов, Е.И. Холостова, Г.А. Червякова и др.); социальным страхованием (A.M. Бабич, М.В. Баглай, К.С. Батыгин, E.H. Жильцова, Ю.А. Косарев В.Д. Роик, А.К. Соловьева, Г.В. Чернова, С.Ю. Янова и др.); социальным обеспечением (В.П. Галаганов, М.Л. Захаров, Л.И. Пронина, Т.Н. Семенцова, Е.В. Соловьева, Г.В. Сулейманова, Э.Г. Тучкова, В.Ш. Шайхатдинов и др.). Некоторые ученые посвящают свои труды социальной защите отдельных категорий населения - пожилых, детей, женщин, инвалидов, бедных, работающих, семей и т.п. (И.А. Голосенко, А.Н. Демин, A.A. Дыскин, Т.З. Козлова, Н.В. Кузют-кин, В.Т. Лисовский, Н.К. Малярова, Р.Т. Насибуллин, М.Н. Несмеянова, Б.С. Павлов, Л. Певень, А.П. Платонова, A.A. Покручина, И.П. Попова, Л.С. Ржаницына, C.B. Ровбель, О.В. Ромашов, Г.Г. Силласте, В. Торлопов, И.В. Удалов, Б.Ю. Шапиро, Е.Р. Ярская-Смирнова и др.).

Ряд исследователей осуществляют попытки комплексного подхода к описанию социальной защиты и ее элементов (A.B. Вельмецкий, H.A. Горелов, E.H. Икингрин, Н.Г. Кобыляцкий, В.А. Кузьмина, Т.Н. Ларина, В.А. Лебедев, О.Т. Лебедев, И.С. Максимов, Ю.М. Остапенко, В.Н. Потемкин, Б.В. Ракитский, Н.М. Римашевская, В.Я. Саленко, Н.С. Сыроед, В.П. Фомина, И.Н. Шило, В.П. Юдин, С.А. Юшкова, С.А. Язвенко, Л.П. Якушев, С.Ю. Янова и др.) Некоторые ученые делают упор на экономических и организационно-управленческих аспектах (C.B. Кадомцева, А. Ревайкин, И. Мас-лова, H.A. Евдокимова, В.И. Кравченко, Т.Г. Цыбиков, К.Н. Новикова, Е.А. Волосникова, Н.Э. Петрова и др.), другие - на правовых (Е.В. Агронов-ская, A.C. Андреев, Н.С. Бондарь, Б.А. Деготь, А.Ю. Кабалкин, Н.Г. Кобец, Г.А. Коробов, М.И. Левина, М.И. Лепихов, Е.А. Лукашева, Е.Е. Мачульская,

С.Д. Соловьева, B.C. Туманов, И.И. Шубина, A.C. Юркевич, В.В. Ярков и др.). Региональным и муниципальным проблемам социальной защиты населения уделяют внимание B.C. Балаченков, Т.А. Васильева, Т.С. Дымнич, Г.С. Корепанов, A.B. Крестов, Г.А. Лифинцев, Л.Г. Манцурова, Л.Р. Петрова, В.М. Смирнов, Д.К. Танатова, В.А. Фролов, С.А. Шеденков и др.

Следует отметить, что некоторые концептуальные моменты социальной политики и социальной защиты находят отражение в программных документах федеральных органов власти и международных организаций. На региональном уровне также принимаются комплексные программы, в которых рассматриваются принципиальные вопросы социальной политики и социальной защиты. Например, в «Концепцию стратегического развития Кемеровской области» (раздел «Социальная сфера») включены вопросы развития здравоохранения, образования, науки и высшей школы, культуры, спорта, туризма, трудовых отношений и занятости, социального обеспечения, правопорядка и законности, демографической политики [232]. Программа «Экономическое и социальное развитие Кемеровской области на 2005-2010 годы» предполагает решение группы задач по реформированию социальной сферы и развитию системы социальной защиты [277]. Концепция качества жизни населения Кемеровской области на 2005-2008 годы практически полностью посвящена решению социальных проблем населения, повышению уровня и качества их жизни, социальной защищенности [133].

Методологические, методические и организационные вопросы информационного обеспечения социальных процессов и социального управления представлены в трудах С.А. Айвазяна, В.Н. Бобкова, ТЛО. Богомоловой, Н. Винера, Е.И. Головахи, Л.А. Гордона, М.К. Горшкова, И.И. Елисеевой, В.Н. Ковалева, М.С. Косолапова, Ю.А. Левады, О.М. Масловой, П.С. Мстиславского, Л.С. Онокой, Г.И. Осадчей, Н.В. Паниной, A.C. Ревайкина, О.М. Роя, И.В. Соколовой, С.Г. Спасибенко, B.C. Тапилиной, Ю.Н. Толсто-вой, У. Уивера, Л.А. Хахулиной, К. Шеннона, Ф.Э. Шереги, В.А. Ядова и др. Некоторые исследователи делали попытки разработки методов измерения социальной защищенности, в том числе те, чьи имена уже упоминались (О.Н. Власова, Е.А. Волосникова, JI.C. Гуткин, E.H. Икингрин, Г.С. Корепа-нов, A.B. Крестов, Н.В. Кузюткин, O.A. Платонов, C.B. Ровбель, Т.В. Феди-на, О.Б. Шевелева, С.А. Шеденков, В.Н. Юдин и др.).

Из далеко не полного перечня исследователей, которые тем или иным образом посвятили свои труды проблематике социальной защиты, видно, что данная тема волнует умы многих ученых. Однако, несмотря на достаточно активное ее обсуждение в научной литературе, социальная защита пока не получила целостного концептуального описания, что серьезно тормозит развитие теории и практики социально-защитной деятельности. Исходя из сказанного, основная проблема настоящего исследования, на наш взгляд, состоит в противоречии между объективной необходимостью комплексного осмысления вопросов социальной защиты, в частности ее теоретического и информационно-методического обеспечения, в целях совершенствования управления, с одной стороны, и отсутствием упорядоченных знаний о системе социальной защиты, с другой.

Все отмеченные обстоятельства определили выбор области научного исследования, темы диссертационной работы, ее цель и основные задачи, имеющие важное теоретические и практическое значение. Областью научного исследования является пункт 8.13 «Паспорта специальностей ВАК» специализации «Экономика труда» - проблемы социального обеспечения, социального страхования и социальной защиты населения, типы и формы обеспечения; пенсионная система и перспективы ее развития.

Целью диссертационного исследования является разработка теоретико-методических основ анализа и совершенствования управления социальной защитой населения на основе системного подхода.

Для достижения указанной цели в работе решались следующие задачи: - обосновать необходимость системного подхода к анализу социальной защиты населения и управления ею, определить место социальной защиты в системе научного знания и социально-экономических отношений;

- раскрыть содержание методологических основ управления социальной защитой населения, показать системную природу управления;

- дать определения социальной защищенности, социальной защиты и социального неравенства, выявить причины социального неравенства населения, являющиеся основанием для социальной защиты;

- представить систему социальной защиты населения в качестве сложной разноуровневой совокупности взаимосвязанных элементов, выделить и охарактеризовать основные из них;

- определить критерий дифференциации видов социальной защиты, описать их содержание через направления и меры;

- раскрыть сущность механизмов социальной защиты, их основных составляющих и разновидностей, уточнить определения, описать и систематизировать существующие комплексные механизмы социальной защиты;

- проанализировать существующие методологические подходы и опыт эмпирического изучения социальной защищенности населения;

- обосновать целесообразность использования как методической основы измерения социальной защищенности теории и практики изучения уровня и качества жизни населения, раскрыть и уточнить их основные положения;

- разработать методику изучения социальной защищенности населения и оценки различных элементов системы социальной защиты, показать результаты ее реализации на практике;

- сформулировать предложения, направленные на совершенствование управления социально-защитной деятельностью в регионе, повышение социальной защищенности населения на основе системного подхода вообще и использования системной методики в частности.

Объектом исследования является социальная защита населения как система, предметом - сущность и содержание основных элементов системы социальной защиты населения, способы ее анализа и совершенствования управления.

Методологическая и теоретическая основы работы. Базовым методологическим принципом познания является системный подход, который используется как на теоретическом, так и на эмпирическом уровнях анализа объекта исследования. Основы системного подхода, в том числе при изучении социальных объектов, заложили Аристотель, Ш. Монтескье, И. Кант, Ф. Шеллинг, Г. Гегель, Г. Спенсер, О. Конт, К. Маркс, Э. Дюркгейм, Р. Мер-тон, Н. Луманн, Л. Берталанфи, Т. Парсонс, Ю. Хабермас, Э. Гидденс, A.A. Богданов, И. Миллер, развили В.Н. Садовский, А.И. Уемов, У.Р. Эшби,

A.Н. Аверьянов, Р. Акофф, В.Г. Афанасьев, И.В. Блауберг, Н.П. Бусленко,

B.П. Кузьмин, A.A. Малиновский, Э.Г. Юдин, Ф.И. Перегудов, Ф.П. Тара-сенко, Б.А. Кистяковский, Ю.М. Плотинский, С.А. Кузьмин, М.В. Удальцова и др. Кроме системности, исследование опирается на такие общеметодологические принципы познания, как материализм, диалектика, причинность, функционализм, историзм, логичность. Теоретической основой исследования явились труды ведущих специалистов в области управления, социальной политики, институциональных форм социальной гармонии, таких как социальное государство, социальное рыночное хозяйство, устойчивое развитие, а также социального неравенства, уровня и качества жизни, теории информации.

Информационную базу исследования составили научные труды, публикации в средствах массовой информации, законы и другие нормативные акты, программные документы федеральных и региональных органов власти, статистические данные, результаты социологических исследований, в том числе проведенных под руководством автора («Социальная защита кузбас-совцев» в 1991, 1993, 1995, 1997, 1999, 2001, 2003, 2005 гг.; «Качество жизни» в 2003 и 2005 гг.; «Пенсионеры», «Льготы» в 2004 г.; «Монетизация льгот» в 2005 г.) и другие источники.

Научная новизна исследования заключается в разработке теоретико-методических основ анализа и совершенствования управления социальной защитой населения на основе системного подхода и состоит в следующем:

1. Обоснована необходимость использования системного подхода при изучении социальной защиты населения и управлении ею. Определено место социальной защиты населения в системе научного знания и социально-экономических отношений: социальная защита является частью, основным механизмом социальной политики, осуществляется с помощью социального управления и нацелена на гармонизацию социальных отношений. Исходя из этого, теоретико-методологическими основами исследования социальной защиты населения являются теории социальной политики, социального управления и социальной гармонии, которые формируют и базовый концептуальный аппарат социозащитной проблематики. Уточнены некоторые положения этих теорий. В частности, дана авторская трактовка социальной политики как концептуальных подходов и деятельности государства и других социальных институтов по регулированию социальной сферы общества и ее развития; разработана схема, отражающая структуру социальной политики.

2. Раскрыты методологические основы управления, социального управления, управления социальной сферой, управления социальной защитой населения. Показана системная природа социального управления, где наряду с такими элементами, как объекты, субъекты, принципы, функции, цели, задачи, механизмы, методы, важнейшая роль принадлежит информации. Под управлением системой социальной защиты предложено понимать организационное воздействие на весь комплекс защитной деятельности - от выработки концептуальных положений до конкретных практических мер. Инфраструктура социальной защиты трактуется как совокупность материально-вещественных и институциональных элементов, обеспечивающих условия нормального осуществления и рациональной организации деятельности по социальной защите населения.

3. Предложена схема анализа определений социальной защиты на основе рассмотрения элементов, которые в них включаются (базовая категория, объект, субъект, цель, функции, механизмы, условия, предмет защиты). Дано определение социальной защиты как комплекса мер, направленных на устранение или сглаживание социального неравенства, обеспечение всех членов общества определенным минимумом социальных благ. Обоснована целесообразность понимания в качестве предмета социальной защиты социального неравенства. Разработаны две классификации причин социального неравенства - по происхождению и по содержанию. Показано, какие виды социальных неравенств являются основанием для социальной защиты, что отражено в соответствующем определении: социальное неравенство - это неодинаковые условия, позиции, права людей в обществе, определяемые их социально-демографическими характеристиками, материальным положением, а также здоровьем. Дана дефиниция социальной защищенности как степени гарантированное™ равного доступа граждан к определенному минимуму социальных благ.

4. Предложено под системой социальной защиты понимать совокупность разнообразных элементов (идеологических, материальных, экономических, организационно-управленческих и других), взаимосвязанных между собой и тем или иным образом участвующих в процессе обеспечения членов общества определенным минимумом социальных благ, сглаживания социального неравенства. В качестве основных элементов авторского представления системы социальной защиты населения названы: сама социальная защита как комплекс защитных мер, субъекты и объекты социальной защиты, механизмы и показатели, каждый из которых имеет собственную сложную структуру. При этом в системе социальной защиты выделено три взаимопроникающих уровня: теоретико-методологический, методический и практический. Описана сущность целей, задач, моделей социальной защиты, раскрыто содержание и приведены классификации функций, объектов и субъектов социальной защиты.

5. Разработана структура социальной защиты, в которой выделено семь видов социальной защиты - в зависимости от ее функций и сфер жизнедеятельности, в которых проявляется социальное неравенство: политическая защита, правовая, трудовая, потребительская, бытовая, морально-психологическая и личная безопасность. Раскрыто содержание всех видов социальной защиты через их направления, которые, в свою очередь, реализуются с помощью конкретных мер и действий. Показано, что внутреннее содержание социальной защиты, выделение ее видов и направлений, в конечном счете, обусловлено потребностями людей, прослежены соответствующие связи.

6. Обосновано понимание механизмов социальной защиты как совокупности экономических, организационных и правовых мер, направленных на сглаживание социального неравенства, рассмотрено содержание этих видов мер. Уточнены формулировки комплексных механизмов социальной защиты (социальная помощь, социальная поддержка, социальная работа, социальное обслуживание, социальное обеспечение, социальные услуги, социальное страхование), разработана схема, отражающая их соотношение. Предложены классификации механизмов социальной защиты по ряду оснований: по масштабности объекта воздействия; по источникам финансирования; по уровню субъекта; по принципу финансового обеспечения; по степени охвата направлений социальной защиты; по степени обязательности; по форме; по времени действия; по уровню обеспечения социальными благами.

7. Раскрыты методологические основы информационного обеспечения процессов управления обществом и его подсистемами, в том числе социальной защитой. Дана классификация подходов (и соответствующих показателей) для эмпирического анализа социальных объектов: 1) на основе комплекса частных показателей; 2) на базе интегральных коэффициентов как результата агрегирования частных показателей; 3) с помощью обобщающих показателей как широких характеристик объекта, зависящих от множества факторов. Выделены три вида показателей для достаточно глубокого и детального описания объектов: общеописательные, деятельностные и результирующие. Обобщен опыт эмпирического изучения социальной защищенности, показан его ограниченный характер.

8. Обоснована целесообразность использования в качестве методологических ориентиров определения социальной защищенности теории и практики изучения уровня и качества жизни, предложены авторские трактовки последних. Уровень жизни - это степень материальной обеспеченности людей, позволяющая удовлетворять им разнообразные потребности. Качество жизни - комплексная характеристика уровня и условий жизнедеятельности людей, отражающая степень удовлетворения ими различных потребностей и субъективное восприятие жизни и ее отдельных аспектов. При этом под условиями жизни понимаются те обстоятельства, которые сопутствуют человеку (обществу) в процессе его жизнедеятельности и способствуют удовлетворению различных потребностей. Приведен вариант наиболее эффективных способов изучения уровня и качества жизни с помощью статистических показателей и разработана методика их социологического анализа. Показаны взаимосвязь и отличительные особенности понятий «качество жизни» и «социальная защищенность».

9. Разработана методика измерения социальной защищенности населения, основанная на системном подходе. Системная методика позволяет определять удовлетворенность социальной защитой (субъективные показатели), личную защищенность (объективные показатели) и получать итоговую характеристику - степень социальной защищенности, как по отдельным видам социальной защиты, так и в целом. Предложенный инструментарий также выявляет отношение населения к объектам, субъектам, механизмам социальной защиты, социальным проблемам, информированность о системе социальной защиты, мнения о ее изменениях и перспективах. Проведен анализ данных, полученных в ходе использования системной методики измерения социальной защищенности в Кемеровской области с 1991 по 2005 годы с двухгодичной периодичностью.

10. На основе обобщения эмпирического материала разработан комплекс рекомендаций по совершенствованию управления системой социальной защиты и повышению социальной защищенности населения. Направления оптимизации социально-защитной деятельности дифференцированы в соответствии с предложенным автором видением системы социальной защиты - в разрезе ее теоретико-методологического, методического и практического уровней; видов социальной защиты; правовой, экономической и организационной составляющих механизмов.

Научная и практическая значимость результатов исследования. Теоретические выводы, сделанные в работе, позволяют определить место социальной защиты в системе научного знания и социально-экономических отношений и направления совершенствования управления ею; упорядочить терминологический аппарат проблематики, понять сущность, природу, цели, функции, принципы, формы социальной защиты и ее технологий. Дифференциация социальной защиты по видам и направлениям дает системное представление о ней, показывает ее богатое содержание, сложность, разноуровне-вость структуры. Классификации многообразных объектов, субъектов, механизмов социальной защиты по разным основаниям устраняют путаницу и обеспечивают их более глубокое понимание. Системный подход к эмпирическому анализу социальной защищенности дает возможность получить конкретные показатели как о ее состоянии в целом, так и по отдельным частным аспектам.

Разработанные положения представляют интерес для руководителей, специалистов законодательных и исполнительных органов власти регионов, муниципалитетов и могут применяться при формировании концепций, программ, методических рекомендаций по социальной защите населения как в целом, так и для отдельных категорий. Социологический инструментарий изучения социальной защищенности дает богатые возможности для проведения разовых и мониторинговых наблюдений. Накопленные данные использования системной методики позволяют детально анализировать социальные проблемы населения Кемеровской области, уровень его защищенности в динамике, применять их в управленческой практике.

Выводы и положения диссертационного исследования могут широко использоваться в преподавательской практике как для студентов профессиональных учебных заведений, так и на различных курсах, факультетах переподготовки. Особенно полезны полученные данные для представителей управленческого звена регионального и муниципального уровней, работников социальной сферы. Материалы диссертации целесообразно использовать при написании учебных пособий.

Апробация результатов исследований прошла несколько ступеней. Основные результаты исследования докладывались и обсуждались на 24 научных конференциях и семинарах различного уровня, в том числе международных (в Барнауле - 1997 г.; Белгороде - 1995 г.; Кемерове - 1994, 1996, 1999, 2000 гг.; Москве - 1998 г.; Уфе - 1998, 2000 гг; Минске - 2005 г.); всероссийских (в Кемерове - 1996, 1999 гг.; Москве - 1998, 2002, 2003, 2004, 2005 гг.; Омске - 1997 г., Пензе - 2000, 2002 гг.; Самаре - 2000 г.; Санкт-Петербурге - 2000 г.; Твери - 2000 г.; Челябинске - 1998 г.) и других.

В 1993-1995 годах под руководством автора выполнялся проект «Разработка системы социальной защиты граждан в условиях становления рыночной экономики» (программа Кузбасского НОК). В этот же период осуществлялась госбюджетная тема «Разработка системы социальной защиты населения в регионе» (ПНИЛ КемГУ, з-н №99). В 1997-1999 гг. реализовывался проект, поддержанный РГНФ «Разработка концептуальных основ социальной защиты населения региона» (№ 97-03-04129). Некоторые аспекты исследования нашли отражение в грантах Министерства образования РФ в 20012003 годах, направленных на разработку системы финансовой помощи студентам, обучающимся на контрактной основе, которые выполнялись в Кемеровском госуниверситете с участием автора.

Ряд положений диссертационного исследования использовались при разработке региональных программ «Качество жизни» (1995 и 1996 гг.), Концепции качества жизни населения Кемеровской области на 2005-2008 годы. Результаты социологических исследований «Социальная защита кузбас-совцев», проводимые под руководством автора с 1991 года, предоставлялись в областные органы власти и имели широкое применение в управленческой практике.

Материалы диссертационной работы активно использовались в преподавательской деятельности: в курсе «Социология» для студентов экономического факультета КемГУ и слушателей СИБФОРМСа, в спецкурсе «Теоретические основы социальной защиты населения» для студентов социально-психологического факультета КемГУ и слушателей факультета повышения квалификации социальных работников, для разовых лекций и выступлений в различных структурах.

По теме диссертационного исследования опубликовано 59 научных работ общим объемом 97,6 пл., из которых 75,8 п.л. принадлежит лично автоРУ

Диссертация: заключение по теме "Экономика и управление народным хозяйством: теория управления экономическими системами; макроэкономика; экономика, организация и управление предприятиями, отраслями, комплексами; управление инновациями; региональная экономика; логистика; экономика труда", Морозова, Елена Алексеевна

Выводы к главе 5

Оптимальным вариантом эмпирического изучения социальной защищенности является сочетание объективных и субъективных показателей. В условиях ограниченных возможностей предпочтительнее подход, основанный на использовании социологических методов, так как они позволяют получать более широкий спектр данных, в том числе и характеристики объективного характера, отличаются большей гибкостью, оперативностью, возможностью агрегировать оценки, использовать различные методы сравнительного анализа и т.д.

Опираясь на принципы системного подхода и предложенную структуру социальной защиты, разработана системная методика измерения социальной защищенности населения и оценок функционирования различных элементов и аспектов системы социальной защиты (объекты и субъекты, механизмы, информированность, актуальность социальных проблем, представления о совершенствовании, ожидания). При измерении социальной защищенности рассчитывается показатель «степень социальной защищенности», который на основе метода баллирования складывается из двух других: «удовлетворенность системой социальной защиты» (субъективные составляющие) и «личная защищенность» (объективные составляющие). При этом и удовлетворенность системой социальной защиты, и личная защищенность, и степень социальной защищенности определяются, как в целом, так и по семи видам соцзащиты - политическому, правовому, трудовому, бытовому, потребительскому, морально-психологическому и личной безопасности.

Системная методика измерения социальной защищенности прошла многолетнюю апробацию в Кемеровской области, где, начиная с 1991 года, с двухгодичной периодичностью проводятся соответствующие исследования. Измерение степени социальной защищенности в Кузбассе показало, что во все годы самые низкие оценки (по пятибалльной шкале) получал такой вид социальной защиты, как личная безопасность. Ниже двух баллов всегда были оценки и потребительской защиты. Наиболее благополучно обстояли и обстоят дела с морально-психологической защитой.

Анализ данных в динамике демонстрирует падение оценок по большинству видов социальной защиты и общего показателя степени социальной защищенности в послекризисном 1999 году. Лишь оценки бытовой и морально-психологической защищенности не изменились по сравнению с предыдущими замерами. Но в 2001 году кузбассовцам удалось преодолеть последствия дефолта. А в 2005 году зафиксирован ощутимый рост показателей практически по всем направлениям анализа. Наиболее непостоянные оценки характерны для политической и правовой защищенности, а оценки бытовой и личной безопасности, наоборот, отличаются максимальной стабильностью. В целом же за годы измерений степень социальной защищенности изменялась незначительно (за исключением 2005 года), хотя по отдельным видам динамика достаточно заметна: по трудовому оценки ухудшаются, а по потребительскому и морально-психологическому - постепенно улучшаются.

Население Кемеровской области достаточно высоко оценивает усилия региональных властей в деле оказания социальной поддержки слабозащи-щенным слоям населения - с 1995 по 2005 годы доля отмечающих положительную динамику в постановке социозащитной деятельности возросла в три раза (с 11 до 35 процентов), а фиксирующих отрицательные изменения -уменьшилась в семь раз (с 23 до 3 процентов). Вырос и уровень положительных ожиданий жителей по поводу социальной защищенности: если в 1995 году оптимистов было в два раза меньше, чем пессимистов, то в 2005 году, оптимистов стало больше, чем пессимистов в 4,5 раза.

Массив информации по проблемам социальной защиты, получаемый с помощью системной методики, важен не только с познавательной точки зрения, но и с практической. Он должен быть востребован, в первую очередь, для совершенствования защитных механизмов - в управленческих целях. Поэтому в настоящее время стоит задача более активного использования результатов применения системной методики измерения социальной защищенности, а также других исследований в практике управления.

Управление социальной защитой населения является многоуровневой, многоаспектной системой, образующей сложный комплекс взаимосвязей и взаимодействий. Направления оптимизации управленческой деятельности в области социальной защиты носят разнообразный характер и могут быть упорядочены лишь на основе системного подхода. Рекомендации по совершенствованию управления системой социальной защиты целесообразно структурировать в разрезе ее теоретико-методологического, методического и практического уровней; видов и направлений социальной защиты; правовой, экономической и организационной составляющих ее механизмов.

Ряд конкретных управленческих рекомендаций по повышению социальной защищенности населения сформулирован на базе анализа данных, полученных в ходе использования системной методики в Кемеровской области. Среди них: создание условий для общественно-политической активности граждан; повышения их правовой грамотности и информированности; формирование сети адвокатских служб; повышение доступности медицинской помощи; усиление профилактической, воспитательной работы правоохранительными органами; усиление техники безопасности на производстве и в быту; снижение безработицы за счет открытия новых рабочих мест, прежде всего, в малых городах и сельской местности; развитие службы быта, в том числе под патронажем муниципалитетов для уязвимых категорий граждан, селян; создание условий для самозарабатывания, вторичной занятости, самозащиты; массированная помощь самым бедным слоям, неспособным самостоятельно справляться с трудными жизненными обстоятельствами; становление надежных финансовых институтов, позволяющих не только сохранять, но и накапливать денежные средства населения; формирование комфортной среды обитания, отдыха; развитие благотворительности, волонтерства; использование в социально-защитной деятельности конкурсного подхода, принципа многосубъектности, системности социальной поддержки; разработка эффективного механизма определению нуждаемости в помощи; обмен передовым опытом социальной защиты на базе экспериментальных площадок; формирование мобильных групп по оказанию экстренной социальной помощи и другие.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Социально-экономические и политические преобразования российского общества последних лет существенно актуализировали тему социальной защиты населения, обусловили поиск новых подходов и средств поддержки граждан, обеспечения их социальными гарантиями. Этот поиск велся и ведется, но пока не достаточно эффективно. С одной стороны, политики, управленцы методом проб и ошибок выбирают способы и формы социальной защиты граждан на практике. С другой стороны, ученые пытаются изучать и обобщать имеющийся отечественный и зарубежный опыт, выдвигать гипотезы о наиболее приемлемых подходах социальной защиты, конструировать и обосновывать защитные технологии. Но практики и теоретики слабо прислушиваются друг к другу, что серьезно тормозит развитие системы социальной защиты. Основными причинами низкой результативности защитной деятельности является, на наш взгляд, отсутствие согласованного системного видения социальной защиты, места в научном знании и социально-экономической реальности, неоднозначное толкование ее природы, направлений и механизмов.

Целью настоящей работы явилась разработка теоретико-методических основ анализа и управления социальной защитой населения на основе системного подхода. В ходе реализации данной цели были получены следующие основные результаты и выводы.

Социальная защита населения, являясь обязательным институтом современного государства, функционирующего на основе рыночных отношений, представляет собой сложный комплекс элементов и взаимодействий разного уровня, анализ и управление которым немыслимы без системного подхода. Последний предполагает изучение объекта в виде системы, то есть, с одной стороны, выделение в объекте составных частей, элементов, взаимосвязанных между собой и порождающих его новые интегральные свойства, а с другой, рассмотрение объекта познания как элемента более глобальных систем или внешней среды, которая также оказывает существенное влияние на его функционирование. Использование системного подхода в методологии познания ориентирует на раскрытие целостности объекта, на выявление многообразных типов связей в нем и сведение их в единую теоретическую картину. Системность необходима и при разработке концептуального аппарата науки, и при информационном обеспечении познавательной деятельности, и при управлении объектами.

Социальная защита населения является социальной системой, понимаемой как определенное целостное образование, основными элементами которого являются люди, их отношения, институты, нормы. Она занимает особое место в структуре научного знания и практики, тесно переплетаясь с различными учениями и социальными институтами. Наиболее оправданным и адекватным реальности видится следующее исходное положение: социальная защита - составная часть, основной механизм социальной политики, которая осуществляется с помощью социального управления и нацелена на гармонизацию социально-экономических отношений в обществе. Следовательно, теоретико-методологическими основами концепции социальной защиты населения являются теории социальной политики, социального управления и социальной гармонии.

Теория социальной политики пока не получила законченного вида, разнообразны подходы и к трактовкам соответствующей категории, анализ которых в зависимости от обозначенных в них элементов дал возможность обосновать целесообразность отражения в ее определении сущностной составляющей, объекта, субъекта и целевой установки. В итоге предложена трактовка социальной политики как концептуальных подходов, деятельности государства и других социальных институтов по регулированию социальной сферы общества и ее развития. В качестве основных элементов структуры социальной политики выделены цели, задачи, приоритеты, принципы, нормы, программы, направления, формы, функции, механизмы, субъекты, объекты.

Социальная гармония - это согласованность, соразмеренность в области общественных отношений между социальными группами, слоями населения, национальными общностями, отдельными личностями и обществом в целом. В настоящее время наиболее оптимальными, прогрессивными формами общественной жизни считаются гражданское общество, социальное государство, социальное рыночное хозяйство, правовое государство, устойчивое развитие общества и некоторые другие. Все они предполагают создание достойных условий жизни людей, развитую систему социальной защиты населения.

Социальная защита населения как социальная система предполагает управление, а точнее, социальное управление, так как в нем участвуют люди. Социальное управление в широком смысле слова - это органически присущее общественной системе явление, обеспечивающее сохранение ее целостности, качественной специфики, воспроизводство и развитие; в узком - осознанное, систематическое, специально организованное воздействие на общество по упорядочению и совершенствованию его социально-деятельностной структуры в процессе выработки и достижения цели. Социальное управление системно по своей природе, поскольку представляет собой совокупность взаимосвязанных элементов - объектов и субъектов, отношений между ними, принципов, функций, задач, механизмов, методов и т.д. Особое место в данной системе принадлежит информации.

Для упорядочения знаний о социальной защите необходима систематизация концептуальных понятий и категорий, которые целесообразно сгруппировать в соответствии с базовыми теориями. К понятиям, связанным с социальной защитой, которые формирует теория социального управления, отнесены: социальная перспектива, социальная стратегия, социальная цель, социальная технология, социальная инженерия, социальный механизм, социальная реформа, социальные резервы и т.д.; теория социальной политики: социальная сфера, социальная жизнь, социальный процесс, социальное развитие, социальное пространство, социальная среда, среда обитания, социальная инфраструктура и другие; учения о социальной гармонии и ее институциональных формах: социальная свобода, социальная солидарность, социальное партнерство, социальная стабильность, социальная безопасность, социальная удовлетворенность, социальное равновесие, социальная интеграция, гуманизм, социальная зрелость, социальная отчужденность, социальный паразитизм, социальная конфликтность, социальная аномия, социальная напряженность, социальное настроение, социальное самочувствие и т.п.

Термин «социальная защита» появился в 1930-е годы прошлого века в США, получил широкое распространение на Западе, а с началом коренных социально-экономических преобразований и в России. Несмотря на его активное использование в научной, политической сферах и повседневной жизни, он пока не имеет однозначного толкования и характеризуется высоким уровнем дискуссионности. Для анализа трактовок социальной защиты целесообразно изучать их поэлементный состав, а именно: базовую категорию, объекты, субъекты, цели, функции, механизмы, дополнительные условия, предмет защиты. Однако включение всех перечисленных составляющих в определение его сильно перегружает, поэтому необходимы определенные ограничения. Под социальной защитой, на наш взгляд, следует понимать комплекс мер, направленных на устранение или сглаживание социального неравенства, обеспечение всех членов общества определенным минимумом социальных благ. А социальная защищенность - это степень гарантированности равного доступа граждан к определенному минимуму социальных благ.

Из определения социальной защиты видно, что ее предметом является социальное неравенство, что именно оно делает ущемленными одних людей по отношению к другим. Однако социальная защита борется не со всеми разновидностями социального неравенства, а только с теми, в возникновении которых граждане «не виноваты» или в устранении которых заинтересовано общество. Чтобы выявить соответствующие виды неравенства, необходимо продифференцировать его причины. В контексте социальной защиты предлагается рассматривать две классификации причин. В соответствии с первой, основанием которой служит происхождение, причины неравенства делятся на врожденные (первичные) и приобретенные (вторичные). Вторая классификация выделяет группы причин социального неравенства по содержанию: демографические, психофизиологические, экономические и узко социальные. Анализ причин социального неравенства в разрезе данных классификаций показал, какие из них являются основанием для социальной защиты, что отражено в соответствующем определении: социальное неравенство - это неодинаковые условия, позиции, права людей в обществе, определяемые их социально-демографическими характеристиками, материальным положением, а также здоровьем.

Социальная защита является центральным элементом системы социальной защиты, к основными составляющим которой также следует отнести субъекты, объекты, механизмы, показатели социальной защищенности. А в целом под системой социальной защиты понимается совокупность разнообразных элементов (идеологических, материальных, экономических, организационно-управленческих и других), взаимосвязанных между собой и тем или иным образом участвующих в процессе обеспечения членов общества определенным минимумом социальных благ, сглаживании социального неравенства. В системе социальной защиты целесообразно выделять три взаимопроникающих уровня: теоретико-методологический, методический и практический. На теоретико-методологическом уровне конструируется теоретическая модель системы социальной защиты, демонстрируется ее связь с внешним окружением, раскрывается смысл ее основных элементов, фиксируются общеметодологические составляющие, такие, как цель, задачи, принципы, функции, модели социальной защиты. Методический уровень (уровень управления) рассматривает все элементы системы социальной защиты под углом оптимальной организации и использования технологий социальной защиты. Практический уровень отражает реальное положение дел - кто именно относится к объектам и субъектам социальной защиты, что является предметом защиты, какие конкретные механизмы и как используются при реализации целей и задач социальной защиты и т.п.

Социальная защита населения осуществляется в соответствии с определенными принципами, многообразие которых обусловливает их группировку на общесоциальные, экономические, организационно-управленческие и морально-этические. Социальная защита выполняет ряд функций, классифицируемых по разным основаниям. Так, можно выделить реально-защитные функции (социальное неравенство реально существует) и предупредительно-защитные (социальное неравенство может возникнуть); поддерживающие (оказание помощи ущемленным категориям населения) и поощрительные (как признание определенных заслуг, компенсацию прежней ущемленности). Основная же классификация функций (по содержанию) связана со сферами общественной жизни, в которых проявляется или может проявиться социальное неравенство: политическая, правовая, трудовая, потребительская, бытовая, морально-психологическая и жизнеохранительная. В соответствии с данными функциями социальная защита разделяется на семь соответствующих видов, каждый из которых делится на ряд направлений, реализуемых посредством конкретных защитных мер. Внутреннее содержание социальной защиты, выделение ее видов и направлений, в конечном счете, обусловлено потребностями людей.

Политическая защита призвана обеспечивать политические права и свободы граждан, регулировать вопросы равенства-неравенства в политической сфере жизнедеятельности общества, а ее направления соответствуют основным политическим правам и свободам граждан. Правовая защита предполагает борьбу с неравенством в области юриспруденции, правовых норм и включает в себя судебную защиту, адвокатскую защиту, прокурорский надзор, следственную работу, нотариальное обеспечение, право на законодательную информацию и инициативу. Трудовая защита несет на себе нагрузку регулирования равенства и справедливости в сфере образования, труда и занятости. Потребительская защита включает в свой состав те направления и действия, которые защищают человека как потребителя благ и услуг. Бытовая защита должна создавать условия для удовлетворения жизненных потребностей человека. Морально-психологическая защита предназначена создавать благоприятное морально-психологическое окружение, самочувствие каждому члену общества. Личная безопасность, как вид социальной защиты, направлена на сохранение, поддержание жизни и здоровья человека - самого дорого, чем он располагает.

Объектом социальной защиты являются люди, ради которых она осуществляется, которых обеспечивает минимумом социальных благ, сглаживая социальное неравенство, субъектом - институты, организующие, осуществляющие и контролирующие процесс социальной защиты. Объекты социальной защиты классифицируются по разным основаниям: по социально-демографическим характеристикам, по профессионально-трудовым, по территориально-поселенческим, по уровню доходов и условиям жизни, по состоянию здоровья, в зависимости от несчастного случая, по организационным признакам (по срокам и продолжительности социальной помощи, по субъектам поддержки, по видам, направлениям, механизмам, формам защиты, по степени нуждаемости и т.д.). Субъекты социальной защиты прежде всего разделяются на формальные и неформальные. Формальные далее дифференцируются по комплексности защитных мер, по территориальному, отраслевому признакам, подчиненности, по видам, направлениям, формам, объектам социальной защиты. В некоторых случаях субъекты социальной защиты одновременно являются и объектами, образуя определенные области социальной защиты.

В качестве механизмов социальной защиты следует понимать совокупность экономических, организационных и правовых мер, направленных на сглаживание социального неравенства. В механизмах социальной защиты выделяются общеметодологический и практический уровни. При этом управление системой социальной защиты трактуется как организационное воздействие на весь комплекс защитной деятельности от выработки концептуальных положений до конкретных практических мер, направленных на сглаживание социального неравенство в обществе. Инфраструктура социальной защиты - это совокупность материально-вещественных и институциональных элементов, обеспечивающих условия нормального осуществления и рациональной организации деятельности по социальной защите населения.

Базовые механизмы социальной защиты (социальная помощь, социальная поддержка, социальная работа, социальное обслуживание, социальное обеспечение, социальные услуги, социальное страхование) и их расположение относительно друг друга понимаются в научных кругах весьма разнообразно. Предлагается различать общесмысловую нагрузку данных терминов и их значение как специальных категорий, которые задаются прежде всего нормативными документами. Такой подход позволяет уточнить их формулировки, развести данные понятия. Социальное страхование - механизм социальной защиты экономически активных граждан (и членов их семей) от риска наступления событий, связанных с ухудшением материального положения, потерей трудоспособности, иных непредвиденных обстоятельств за счет денежных фондов, формируемых из страховых взносов. Социальная помощь -совокупность разнообразных мер, направленных на повышение уровня жизни и доступа к социальным услугам наиболее уязвимым категориям населения или лицам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, за счет государства, общественных организаций или частных лиц. Социальные услуги - действия по отношению к гражданам, нуждающимся в социальной помощи, направленные на улучшение условий их жизни, удовлетворение потребностей, выхода из кризисных ситуаций. Социальная поддержка, как разновидность социальной помощи, представляет собой краткосрочные меры по оказанию материальной и иной помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, в основном за счет специально предназначенных для этого средств. Социальное обеспечение - комплексный механизм социальной защиты, который направлен на удовлетворение жизненно важных потребностей людей в условиях и обстоятельствах, влекущих за собой утрату (снижение) доходов или повышение расходов, и обеспечивающий приемлемый уровень жизни за счет страховых, бюджетных, благотворительных средств.

Механизмы социальной защиты классифицируются по ряду оснований: по масштабности объекта воздействия - индивидуальные, групповые и общественные; по источникам финансирования - государственные и негосударственные; по уровню субъекта - международные; федеральные; региональные; муниципальные; уровень предприятий, организаций и частный уровень; по принципу финансового обеспечения - страховые и в форме прямой помощи; по степени охвата направлений социальной защиты - комплексные, узконаправленные, а также косвенные; по степени обязательности - обязательные и необязательные; по форме - материальные и услуги; по времени действия - постоянные; временные (периодические) и разовые; по уровню обеспечения социальными благами - обеспечивающие физические выживание; обеспечивающие уровень прожиточного минимума; обеспечивающие средний уровень жизни в обществе; обеспечивающий уровень жизни выше среднего.

Эффективное функционирование системы социальной защиты, ее отдельных механизмов невозможно без полноценного информационного обеспечения, которое является важнейшим условием и ресурсом социального управления. Ориентация на базовые положения теории информации и методологии социальных измерений позволяет выделить три основных подхода, используемых для эмпирической характеристики социальных объектов: на основе комплекса частных показателей; на базе интегральных коэффициентов, как результата агрегирования частных показателей; с помощью обобщающих показателей как широких характеристик объекта, зависящих от множества факторов. Для достаточно глубокого и детального описания объектов целесообразно применять три вида показателей: общеописательные, деятельностные и результирующие, которые получаются в ходе статистических и социологических исследований. Первые дают общее представление об изучаемом объекте, вторые отражают усилия, затраты, ресурсы по обеспечению их функционирования и совершенствования, третьи демонстрируют итоги, эффективность социальных процессов, управления ими.

Опыт эмпирического изучения социальной защищенности пока носит ограниченный, фрагментарный характер, что обусловливает необходимость разработки методологических и инструментальных основ ее измерения. В качестве научно-методических ориентиров определения социальной защищенности целесообразно, с нашей точки зрения, использовать теорию и практику изучения уровня и качества жизни, которые имеют более богатую историю, хотя и далеки до единодушия ученых в трактовках своих основных положений. Под уровнем жизни предлагается понимать степень материальной обеспеченности людей, позволяющий удовлетворять им разнообразные потребности. Качество жизни - комплексная характеристика уровня и условий жизнедеятельности людей, отражающая степень удовлетворения ими различных потребностей и субъективное восприятие жизни и ее отдельных аспектов. А условия жизни следует трактовать как обстоятельства, которые сопутствуют человеку (обществу) в процессе его жизнедеятельности и способствуют удовлетворению различных потребностей.

Для эмпирической оценки качества жизни, как агрегатной характеристики уровня и условий жизни, рациональным видится такой вариант: оценка уровня жизни с помощью системы статистических показателей плюс получение на их основе интегрального коэффициента; оценка условий жизни с помощью статистических показателей (отдельно по группам условий и по всем условиям); оценка качества жизни на основе оценок уровня и условий жизни по статистическим показателям; оценка качества жизни на основе социологических исследований, в том числе с выделением частных показателей уровня и условий жизни (по отдельным направлениям и в целом). При этом социологические и статистические показатели должны соответствовать друг другу по содержанию. Целесообразно применение и обобщающих показателей, как наиболее наглядных индикаторов. В результате такого варианта будет реализован комплексный, системный подход для анализа качества жизни, использующий разные способы оценки и учитывающий и объективные, и субъективные стороны изучаемых процессов.

Аналогичный подход необходим и для измерения социальной защищенности, однако последнюю не следует отождествлять с качеством жизни, хотя эти характеристики тесно связаны между собой. С одной стороны, социальная защищенность отражает качество жизни и может служить соответствующим критерием, с другой - наоборот, качество жизни есть индикатор социальной защищенности. Грань между этими понятиями провести очень трудно, но она имеется и лежит прежде всего в их содержательном осмыслении. Качество жизни характеризует имеющийся уровень и условия существования людей, а социальная защищенность - это степень гарантированности их доступа к социальным благам. Обе анализируемые категории отражают меру удовлетворенности человеческих потребностей, но социальная защищенность при этом должна определять и степень равенства людей по отношению к некоторому набору социальных ценностей, услуг. И качество жизни, и социальная защищенность имеют очень значимый субъективный аспект, но с сущностной точки зрения субъективные составляющие данных категорий отличаются: качество жизни в большей степени показывает удовлетворенность условиями существования, а социальная защищенность - уверенность в социальном благополучии, в социальной поддержке, помощи со стороны общества, если таковые понадобятся.

В условиях ограничения возможностей двухуровневого анализа социальной защищенности (статистического и социологического) предпочтение отдается социологическому, так как, во-первых, статистический вариант измерения социальной защищенности практически совпадет с показателями качества жизни, а также другими социальными характеристиками; во-вторых, статистические методы грешат рядом недостатков, таких, как неточность многих сведений, запоздалость информации, ограниченность определенным набором показателей, их трудная сопоставимость и т.п.; в-третьих, статистика не фиксирует субъективные оценки, мнения, представления людей, которые очень важны для анализа социальной защищенности (социологические же приемы сбора данных способны получить не только субъективные, но и объективные показатели); в-четвертых, социологические методы сбора и обработки данных обеспечивают возможность относительно свободного агрегирования данных; в-пятых, социологические исследования позволяют широко использовать методы корреляционного, регрессионного и других видов анализа, получать глубокую и детальную информацию по различным аспектам жизни людей, в разрезе отдельных групп и слоев населения.

Социологическая методика измерения социальной защищенности населения, основанная на системном подходе и получившая соответствующее название, позволяет определять удовлетворенность социальной защитой (субъективные показатели), личную защищенность (объективные показатели) и получать итоговую характеристику - степень социальной защищенности, как по отдельным видам социальной защиты, так и в целом. Инструментарий также выявляет отношение населения к объектам, субъектам, механизмам социальной защиты, социальным проблемам, информированность о системе социальной защиты, мнения о ее изменениях и перспективах. Использование системной методики в режиме мониторинга дает возможность определять тенденции, формирующиеся в процессе жизнедеятельности регионального сообщества, в социально-защитной практике и ее результативности.

Системная методика измерения социальной защищенности прошла многолетнюю апробацию в Кемеровской области, где, начиная с 1991 года, с двухгодичной периодичностью под руководством соискателя проводятся соответствующие исследования. Измерение степени социальной защищенности в Кузбассе показало, что во все годы самые низкие оценки (по пятибалльной шкале) получал такой вид социальной защиты, как личная безопасность. Ниже двух баллов всегда были оценки и потребительской защиты. Наиболее благополучно обстояли и обстоят дела с морально-психологической защитой. Анализ данных в динамике демонстрирует падение оценок по большинству видов социальной защиты и общего показателя степени социальной защищенности в послекризисном 1999 году. Лишь оценки бытовой и морально-психологической защищенности не изменились по сравнению с предыдущими опросами. Однако в 2001 году кузбассовцам удалось преодолеть последствия дефолта. А в 2005 году зафиксирован ощутимый рост показателей практически по всем направлениям анализа. Наиболее непостоянные оценки характерны для политической защищенности, а оценки бытовой, наоборот, отличаются максимальной стабильностью. В целом же за годы измерений степень социальной защищенности изменилась незначительно (за исключением 2005 года), хотя по отдельным видам динамика заметна: по трудовому оценки ухудшаются, а по правовому и морально-психологическому - постепенно улучшаются.

Население Кемеровской области достаточно высоко оценивает усилия региональных властей в деле оказания социальной поддержки слабозащи-щенным слоям населения - с 1995 по 2005 годы доля отмечающих положительную динамику в постановке социозащитной деятельности возросла в три раза (с 11 до 35 процентов), а фиксирующих отрицательные изменения -уменьшилась в семь раз (с 23 до 3 процентов). Вырос и уровень положительных ожиданий жителей по поводу социальной защищенности: если в 1995 году оптимистов было в два раза меньше, чем пессимистов, то в 2005 году, оптимистов стало больше, чем пессимистов, в 4,5 раза.

Массив информации по проблемам социальной защиты, получаемый с помощью системной методики, дает возможность не только комплексно анализировать систему социальной защиты, результативность ее функционирования, но и совершенствовать социально-защитную деятельность, ее регулирование. Управление социальной защитой, направленное на ее оптимизацию на основе системного подхода, в том числе использования созданной системной методики, позволяет разработать многочисленные рекомендации, которые упорядочиваются в соответствии с предложенным видением системы социальной защиты - в разрезе ее теоретико-методологического, методического и практического уровней; видов и направлений социальной защиты; правовой, экономической и организационной составляющих ее механизмов.

Сформулированные в диссертационной работе положения и выводы позволяют констатировать, что цель исследования достигнута, однако емкость проблематики социальной защиты населения требует дальнейшего развития теоретического и эмпирического знания, углубления и детализации ее отдельных тем и аспектов. Автор намерен продолжить научные изыскания в данной области, в том числе и в процессе руководства работами аспирантов и соискателей. В качестве основных направлений исследовательской деятельности, требующих первоочередного внимания, следует назвать: разработку концептуальных основ социальной защиты отдельных категорий населения (например, студентов и преподавателей вузов); анализ организационно-управленческих аспектов социально-защитной деятельности на уровне региона и муниципалитета; изучение путей совершенствования отдельных механизмов социальной защиты (пенсионного обеспечения, социального страхования); обоснование форм и методов социальной защиты в разрезе отдельных видов и направлений; разработку системы статистических показателей социальной защищенности; развитие методологии и практики социологического мониторинга социальной защищенности и другие. Автор надеется, что его знания и опыт могут быть использованы и для концептуальных обоснований, разработки конкретных программ, направленных на повышение жизненного уровня и социальной защищенности населения региона или отдельных его территориальных образований.