Типы, функциональные особенности и конвергенция экономических систем тема диссертации по экономике, полный текст автореферата

Диссертация: содержание автор диссертационного исследования: доктора экономических наук, Лапинскас, Арунас Альгевич

Введение.

Глава I. Системные принципы функционирования хозяйственных организаций.

1.1. Отношения собственности и процессы управления в организованных системах (постановка вопроса).

1.2. Управленческая структура организации как функциональный инвариант.

1.3. Процессы организации и самоорганизации в нелинейных

• системах.

1.4. Целевая направленность функционирующих систем и принцип организационного равновесия.

Глава 2. Системно-функциональный подход в типологии экономических систем.

2.1. Критерии эффективности при анализе функционирования хозяйственных систем.

2.2. Формационный и системно-функциональный подходы к анализу эволюции хозяйственных систем.

2.3. Способы координации поведения структурных элементов в

• организованных системах.

2.4. Типология хозяйственных организаций: системно-функциональный подход

Глава 3. Эффекты масштаба в иерархически организованных хозяйственных системах.

3.1. Иерархия как структура хозяйственной организации.

3.2. Эффекты масштаба в иерархически организованных хозяйственных системах (общие положения).

3.3. Эффекты масштаба и производственная функция. у 3.4. Положительный и отрицательный эффекты масштаба.

3.5. Эффекты масштаба и трансакционные издержки.

3.6. Мегаиерархия как способ координации субъектов хозяйства и проблема бюрократизации управления.

Глава 4. Сверхдлинные циклы в эволюции экономических систем

4.1. Возникновение и развитие хозяйственной организации натурального типа.

4.2. Причины бифуркаций в эволюции экономических систем

4.3. Функциональные особенности рыночной системы.

4.4. Структура и особенности функционирования рыночно-капиталистической системы. 4.5. Коммунизм как экономическая система натурального типа . 221 4.6. Функциональный инвариант крупномасштабной иерархически организованной хозяйственной системы.

Глава 5. Смешанная экономическая система как результат стабилизирующего отбора (конвергенции)

5.1. Предпосылки возникновения экономической системы смешанного типа.

5.2. Смешанная экономическая система как бимодальный фенотип

5.3. Структурные особенности экономической системы смешанного типа.

5.4. Конвергенция экономических систем как процесс становления смешанной экономики.

5.5. Смешанная экономика в концепциях самобытного (некапиталистического) пути развития.

Глава 6. Общие принципы формирования экономической структуры смешанного типа.

6.1. Проблема эффективности и общие принципы формирования г смешанной экономической структуры. f 6.2. Японский опыт становления смешанной экономики.

6.3. Опыт реформирования мегаиерархии на примере КНР

9 Глава 7. Проблемы социально-экономических реформ в России и общие закономерности переходного периода.

7.1. Особенности исходной (дореформенной) организационно-управленческой структуры.

7.2. Опыт российских реформ по созданию экономической системы смешанного типа (конец XIX- первая четверть XX вв.)

7.3. Противоречия социально-экономической политики 1990-х гг. (теория и практика).

7.4. Типологические характеристики экономической системы возникшей результате преобразований 1990-х гг.

Диссертация: введение по экономике, на тему "Типы, функциональные особенности и конвергенция экономических систем"

Актуальность темы. Рыночные реформы в России обусловили повышенный интерес к прикладным экономическим дисциплинам: менеджменту, маркетингу, банковскому делу, анализу рынка ценных бумаг и т.д. Соответственно меньше внимания стало уделяться фундаментальным вопросам экономического развития. Последнее обстоятельство повышает актуальность настоящей работы.

Экономическая теория, несмотря на все конъюнктурные колебания, прежде всего должна оставаться фундаментальной, мировоззренческой наукой. Любая фундаментальная наука выполняет две основные и взаимосвязанные функции: исследует закономерности в данной области, использование которых способствует развитию производительных сил, а также служит источником знаний, позволяющих ориентироваться в окружающем мире. Исторический опыт показывает, что если наука становится слишком практичной, завязанной на решении текущих задач, она начинает деградировать. В частности, экономическая теория должна дать ответы на многочисленные вопросы, вызванные существенными изменениями в мировой и российской экономике за последние 10-15 лет.

Значительно сложнее решать конкретные задачи хозяйственного развития, пока не разработаны общие долговременные цели и стратегический курс необходимых социально-экономических преобразований. При этом, как справедливо заметил В.Т. Рязанов, "к выбору хозяйственных моделей надо идти не от их идеологической самоценности, а преследуя более прагматические цели возрождения эффективно работающей экономики, успешно конкурирующей с другими за выигрышные позиции на мировых рынках" [258, с. 781]. Общие цели, последовательность и принципы проведения экономических преобразований менее подвержены воздействию природно-климатических, географических, исторических, этносоциальных и прочих особенностей, чем конкретные формы и методы их осуществления. Отсюда и необходимость учета общих принципов и закономерностей функционирования экономических систем на уровне их типов при выборе направлений дальнейшего развития.

В современном этапе эволюции мирового сообщества выделяются две противоположные тенденции. С одной стороны, росту нестабильности способствуют характерные некоторым нациям и государствам крайние формы этноцентризма, национальной, религиозной и прочей исключительности, превосходства и т.д. Все э то чревато локальными политическими и военными конфликтами, способными вызвать мировую катастрофу.

В то же время существует и другая, противоположная тенденция - усиление интегративных, конвергентных аспектов в развитии экономических, социальных и политических отношений как на уровне национальных экономик, так и в развитии международных отношений.

Анализ проблем конвергенции различных типов общественных систем в трудах как российских, так и зарубежных экономистов обнаруживается довольно редко. Одной из причин такого невнимания экономистов к проблемам конвергенции, на наш взгляд, является длительное господство в политической экономии советского периода формационного подхода, равно как и преобладание "стадиального" подхода в западных теориях, предполагающих в своих крайних проявлениях либо "мировую революцию", либо "глобализацию". Оба указанных подхода к изучению эволюции социально-экономических систем характеризуются линейно-однообразными тенденциями, порой граничащими с механическим детерминизмом. С точки зрения формационно-стадиального подхода, эволюция экономических систем (способов производства, стадий роста) представляется как линейно-поступательное "восхождение" на все более прогрессивные ступени, осуществляемое по мере развития производительных сил. Такие подходы обычно приводят к заключениям о развитии "параллельных структур", либо о "поглощении" одной структуры другой и наступлении "конца истории" (К. Маркс, Ф. Фукуяма).

Однако, наряду с очевидными линейными процессами, многим экономическим системам характерны циклические повторения тех или иных этапов с постоянным возобновлением сложившихся в прошлом закономерностей. Волновые и циклические процессы в самом элементарном понимании отражают способность к повторяемости периодов (фаз) и даже типов систем в их длительной эволюции (отсюда и вывод, часто игнорируемый политиками, что история - это ключ к пониманию настоящего). Экономический цикл может быть охарактеризован как субординированная комбинация взаимосвязанных и объединенных общей логикой фаз, каждая из которых становится генератором последующей, а сама приобретает способность регулярного воспроизводства. При этом процессы, выражаемые в цикле, являются отражением самоорганизующейся (синергетической) природы любой хозяйственной системы. Особенно наглядно циклы и волны проявляются в рыночном хозяйстве, но они присущи и другим типам экономических систем.

Более того, как будет показано в работе, периодическая смена типов и моделей экономических систем, происходящая в рамках определенной "шкалы" или диапазона, также представляет собой волнообразный процесс. В данном случае перемена фазы цикла означает изменение направления вектора развития той или иной системы.

В теории выделяются краткосрочные, среднесрочные, длинные и сверхдлинные циклы. Последние обычно связываются с периодом жизни цивилизаций, формаций или стадий экономического роста. В данной работе сверхдлинные циклы представляют собой периоды колебаний "вектора развития" организационно-управленческих структур экономических систем в пределах двух крайних вариантов.

Представление о волнообразном (циклическом) развитии экономических систем позволяет отказаться от линейно-детерминистского понимания сути экономических процессов, сводящего их к непрерывному и монотонному экономическому росту. Выделение цикличности в эволюции типов экономических систем предполагает изучение исторической ретроспективы, что необходимо для выявления логики хозяйственного развития. Наконец, изучение эндогенных и экзогенных факторов смены циклов позволяет определить детерминанты долговременной эволюции социально-экономических систем, что относится к числу ключевых задач всех общественных наук, в том числе и экономической теории.

Исследования волновых процессов в экономике активно проводятся зарубежными учеными, и в этой области сохраняется заметное отставание российского обществознания несмотря на то, что основоположником данного направления был русский ученый Н.Д. Кондратьев.

Степень разработанности темы. В макроэкономической теории вопросы типологии систем в той или иной мере отражены в трудах классиков

A. Смита, Д. Рикардо, С. Сисмонди, К. Маркса, видных представителей различных экономических школ - Й. Шумпетера, А. Маршалла, Дж.М. Кейнса,

B. Ойкена и др. Большое значение для развития типологии экономических систем имели труды представителей немецкой исторической школы Б. Гиль-дебранда, К. Бюхера, Г. Шмолера и Ф. Листа.

При подготовке диссертации автор опирался также на труды представителей неоинституционализма, в частности, Р. Коуза, Д. Норта, О. Уильям-сона, а также работы российских экономистов, разрабатывающих данное направление - Р. Капелюшникова, А. Шастико, В. Тамбовцева, Н. Дроздовой и других.

Различные аспекты структурно-функциональных особенностей экономических систем разрабатывались известными советскими и российскими экономистами: Л.И. Абалкиным, Г.Г. Богомазовым, Е.А. Владимирским, Г.В. Горлановым, А.А. Добрыниным, С.А. Дятловым, В.Л. Иноземцевым, Н.Д. Колесовым, В.И. Котелкиным, К.И. Микульским, О.И. Ожерельевым, Ю.М. Осиповым, И.П. Павловой, В.А. Пешехоновым, В.В. Радаевым, Н.В. Расковым, Ф.Ф. Рыбаковым, В.Т. Рязановым, И.М. Сыроежиным, В.М. Цветаевым, и др., работы которых также были использованы при подготовке диссертации.

Отдельно вопросы типологии экономических систем исследовались В.Н. Афанасьевым, Н.Д. Елецким, В.Н. Келликом, Д.Ю. Миропольским, С.И. Онищуком, Ю.М. Осиповым, Б.И. Соколовым, М.А. Чешковым, В.Н. Усо-ским и др.

Однако, попытка разработки структурно-функциональной типологии социально-экономических систем на основе использования системных, организационно-управленческих принципов осуществляется впервые, аналогичных работ пока нет. Также ощущается недостаточная разработанность вопросов перехода от одного типа (модели) экономической системы к другому -методологии проведения социально-экономических реформ. Особенно это касается анализа принципов построения долгосрочных, стратегических программ социально-экономического развития экономики. К сожалению, недостаточная теоретическая разработанность этих принципов отражается и в последних долгосрочных программах, разрабатываемых различными организациями, в том числе и Минэкономразвития РФ. Последние разработки в этом плане, как и многие предыдущие, акцентируют решение текущих задач пополнения доходов бюджета "любой ценой" и уделяет недостаточное внимание кардинальным проблемам экономического развития - улучшению инвестиционного климата, увеличению эффективности государственного управления естественными монополиями, стимулированию развития малого предпринимательства, повышению уровня жизни населения, формированию среднего класса и т.п.

Предметом исследования являются структурные и функциональные характеристики различных типов экономических систем, их сравнительная эффективность, закономерности смены типов, происходящей в процессе социально -экономических реформ.

Объектом исследования выступает экономическая макросистема в динамике - в процессе долговременной эволюции.

Целью данного исследования является разработка теоретических и методологических основ структурно-функциональной типологии экономических систем, определение ее места среди других подходов к типологии экономических систем, в частности, формационного и стадиального.

Задачи исследования, конкретизирующие указанную цель, состоят в следующем:

- определить критерии структурно-функциональной типологии экономических систем с использованием результатов анализа общих принципов функционирования сложных организованных систем, к которым относятся все типы экономических систем;

- выявить значение закономерных и спонтанных факторов (флуктуа-ций), определяющих траекторию (смену направления) развития экономических систем, проявляющуюся как периодическая смена их типов; определить характер долговременной эволюции экономических систем;

- показать структурные и функциональные особенности экономических систем, определить взаимосвязь организационно-управленческой структуры и функциональных возможностей различных типов экономических систем, установить интегральный критерий эффективности функционирования экономической системы;

- исследовать функциональные возможности отношений зависимости, ординации и власти в централизованно управляемых хозяйственных организациях, показать их однотипность, выявить границы управляемости таких систем и пределы их совершенствования;

- проанализировать положительный и отрицательный эффекты масштаба в иерархически организованных хозяйственных системах, выявить их детерминирующую роль в развитии организационно-управленческих структур экономических систем;

- исследовать процессы дивергенции и конвергенции экономических систем в их историческом развитии, определить факторы, детерминирующие эти процессы; показать соотношение системных и формационных определений экономических систем на конкретных примерах; предложить системные их определения;

- разработать теоретическую модель экономической системы смешанного типа как интегральный фенотип, обладающий структурно-функциональными характеристиками противоположных типов экономических систем;

- проанализировать становление смешанной экономики в процессе социально-экономических реформ на примере Японии и Китая, выявить их общие и специфические характеристики;

- исследовать и обобщить опыт российских реформ по созданию экономической системы смешанного типа, определить тип системы, образовавшейся в результате реформ 1990-х гг., выявить системные причины их неэффективности.

Теоретические и методологические основы. В основу исследования функциональных особенностей и проблем эволюции экономических систем, их классификации в данной работе положен системно-функциональный подход в авторском варианте. Данный подход, будучи в чем-то противоположным формационному и стадиальному, в целом по отношению к ним является взаимодополняющим, так как указанные подходы рассматривают различные грани такого сложного процесса, как эволюция экономических систем. Поэтому трудно согласиться с некоторыми авторами, предпочитающими ограничиваться лишь одним из возможных подходов.

Обычно "системный подход" воспринимается как использование определенной системы принципов и методов, имеющих общезначимую основу и, вместе с тем, обладающими существенными чертами, обусловленными спецификой конкретной предметной области, теоретического исследования или практической деятельности. Системный подход предполагает анализ связей между элементами системы (организации), а не изучение самих элементов, с их "природными" характеристиками. Таким образом, предметом системного анализа является прежде всего структура системы, особенности которой, с точки зрения данного подхода, определяется как тип системы. Структура многих систем обладает такими свойствами, как изоморфность, инвариантность и др., которые, в свою очередь, являются атрибутивными категориями системного анализа.

Системный анализ функционирующих "организаций" предполагает изучение их функций в целом и компонентов (подсистем) в частности, соответствие этих функций целям системы, дисфункции при потере управляемости, выявление её причин и т.д., таким образом превращаясь в системно-функциональный подход. Данный подход также предполагает изучение характера субординационных и координационных связей между элементами данной системы, условий, причин и последствий их изменения, этапов и характера их развития в целом.

В данной работе системно-функциональный метод применяется для разработки критериев типологической классификации экономических систем, определению их основных типов и анализу их исторической эволюции. С позиций данного подхода проведено исследование функциональных особенностей (функциональных инвариантов) различных типов экономических систем, определен круг задач, при решении которых наиболее эффективным является тот или иной тип экономической системы.

В диссертации использованы разработки российских, советских и зарубежных специалистов в области общей теории систем, кибернетики, теории организации, макро- и микроэкономики, теории трансакционных издержек, философии и социологии.

Значительный вклад в создание всеобъемлющей науки об универсальных типах и закономерностях строения и развития систем, общей теории организации внес выдающийся русский ученый А.А. Богданов (Малиновский). Анализируя материал различных научных дисциплин, он пришел к выводу о существовании единых структурных моделей и закономерностей, общих для самых разнородных явлений: ".структурные соотношения могут быть обобщены до такой же степени формальной чистоты схем, как в математике отношения величин, и на такой основе организационные задачи могут решаться способами, аналогичными математичным" [27, с. 300].

Теория организации тесно связана с такими современными общенаучными направлениями, как кибернетика, синергетика, теория катастроф и др. Однако, последние, как правило, прибегают к использованию сложного математического аппарата, в то время как тектология (всеобщая организационная наука) строит свои модели на основе содержательного анализа изоморфизмов при строго формальном их уточнении. Тем самым "организационные" построения носят не формально-математический, а эмпирически-содержательный характер. Слишком абстрактные экономико-математические концепции нередко страдают недостаточной разработкой содержательного базиса, создавая лишь видимость знания. Как отмечал известный математик Дж. Платт, "Многие великие проблемы науки, может быть, даже большинство из них, имеют качественный, а не количественный характер" [226, с. 76].

В диссертации, соответственно, акцентируется содержательная сторона и общие практические выводы, притом, что теоретический анализ строится на использовании категориального и логического аппарата указанных научных дисциплин. В частности, понятие изоморфизма, которое одним из первых применил А. Богданов, в настоящее время все глубже проникает в современное научное мышление. По мнению А. Тахтаджяна, изоморфизмы "не только характеризуют концептуальный каркас науки нашего времени, но и облегчают выбор направлений конкретных исследований, открывают возможность избегать дублирования теоретических исследований и т.д." [285, с. 12].

Между различными системами нередко наблюдаются глубокие аналогии в структуре, т.е. в характере связей между элементами системы (например, в производственных отношениях). Однако изоморфизмы, изучаемые общей теорией систем, представляют собой нечто большее, чем просто аналогии. Использование понятий подобного рода позволяет моделировать любые системы, создавая их изоморфные аналоги - инварианты. Модели могут быть физическими, математическими и/или логическими; проблематика и цели данной работы предполагает использование в основном логических моделей.

Через всю историю науки проходят две взаимодополняющие тенденции - углубление специализации и стремление к интеграции. Наряду с дроблением науки на множество узких дисциплин, происходит сближение научных методов, идей и концепций. Главный путь к интеграции лежит через возникновение смежных дисциплин, объединяющих самые разные области знаний и противоречивые, порой даже антиномичные концепции. Цели и проблематика данной работы обусловливают ярко выраженную интегратив-ную её направленность, что, в свою очередь, предполагает использование различных разработок как обществознания, так и других научных дисциплин, а также обширный охват вопросов социально-экономического характера.

В качестве методологического приема также следует назвать оговорку "ceteris paribus" (при прочих равных условиях) - атрибутивный инструмент теоретического анализа, особенно необходимый в исследовании данной проблематики. В частности, несоблюдение данного обстоятельства лишает смысла само понятие функционального инварианта.

Следует добавить, что анализ изоморфизмов и функциональных инвариантов увеличивает прогностические возможности, которые являются основной задачей любого научного познания.

В анализе особенностей функционирования экономических систем в различной степени использованы труды и разработки видных экономистов различных теоретических направлений: Ф. Броделя, JI. Вальраса, М. Вебера, Дж. Гэлбрейта, Е. Домара, В. Зомбарта, Дж.М. Кейнса, Дж.Б. Кларка, К. Маркса, А. Маршалла, В. Ойкена, В. Парето, Д. Рикардо, С. Сисмонди, А. Смита, Дж. Хикса, Й. Шумпетера, Ф. Энгельса.

В анализе взаимодействия эффектов масштаба и трансакционных издержек были использованы работы А. Алчиана, А. Богданова, Г. Демсеца, Р. Капелюшного, Р. Коуза, Б. Мильнера, В. Маневича, Д. Митяева, Д. Норта, В. Садовского, Г. Саймона, Д. Смитбурга, И. Сыроежина, А. Тахтаджяна, В. Томпсона, О. Уильямсона, Б. Украинцева, К. Эрроу, Э. Юдина, Ю. Яременко.

В главе, посвященной проблемам конвергенции и самобытного (некапиталистического) пути развития, использованы труды и разработки А. Агаджаняна, Г. Адамса, Р. Арона, В. Бекингема, Д. Белла, Н. Бердяева, А. Берли, Ю. Бородая, С. Булгакова, Дж. Данлопа, П. Друкера, М. Дюверже, Н. Зарубиной, А. Ионовой, О. Кокса, Э. Комарова, А. Литмана, А. Лукьянова, В. Макаренко, Ф. Перру, К. Поппера, У. Ростоу, В. Рязанова, С. Радхакриш-нана, Л. Сениора, П. Сорокина, Ю. Тавровского, А. Тоффлера, Р. Хейлброне-ра, В. Хороса, Ф. Хэрбисона.

В процессе анализа были изучены и обобщены нормативные акты, статистические материалы, разработки ведущих институтов и организаций. На различных этапах работы в соответствии с конкретными задачами применялись методы сравнительного анализа, экономико-статистический и графический методы, метод экспертных оценок.

Научная новизна диссертации в целом заключается в разработке авторского варианта системно-функционального подхода в исследовании эволюции экономических систем как процесса периодической смены их типов. Основные научные результаты диссертации заключаются в следующем:

- выявлен нелинейный, циклически-колебательный (волнообразный) характер эволюции экономических систем, проанализированы системные принципы функционирования хозяйственных организаций, в частности, показана связь структуры с функциональными особенностями, выявлена целевая направленность функционирования каждого типа;

- на основе системно-функционального подхода определены критерии типологии и выделены типы экономических систем, уточнено значение отношений собственности в типологии экономических систем, показана однотипность иерархически организованных хозяйственных систем различных масштабов;

- на основе исследования организационных принципов структурирования экономических систем определен единый критерий эффективности функционирования экономических систем (принцип организационного равновесия) , позволяющий выявлять и сравнивать прогрессивность экономических систем различных типов;

- в качестве общей закономерности, детерминирующей долговременную эволюцию типов экономических систем выделен эффект масштаба, возникновение которого в экономических системах связано с процессами производства, сбора, передачи, обработки и хранения информации, необходимой для своевременного принятия управленческих решений субъектами хозяйства; выявлена взаимосвязь отрицательного эффекта масштаба с динамикой трансакционных издержек;

- впервые в российской и зарубежной экономической литературе проанализированы исторические процессы расхождения (дивергенции) и схождения (конвергенции) типологических характеристик экономических систем, выявлены их общие причины, что позволяет осуществлять долговременное прогнозирование развития экономических систем;

- выявлено соотношение типологических терминов "рыночная система", "капитализм", "социализм", "коммунизм" как формационных и системных категорий, определено их место и роль в современной экономической теории с точки зрения системно-функционального подхода;

- разработана модель экономической системы смешанного типа с использованием результатов анализа эффектов масштаба и модели двойной обратной связи как интегральной организационно-управленческой структуры, включающей характеристики экономических систем противоположных типов;

- проведен критический анализ существующих теорий конвергенции, глобализации, "среднего пути" развития и смешанной экономики, выявлены три уровня политико-экономической конвергенции: теоретический, хозяйственный и политический;

- исследован и обобщен зарубежный ( Япония, Китай) и российский опыт проведения конвергентных реформ, направленных на создание экономики смешанного типа; проведен критический анализ преобразований российской экономики 1990-х гг., выявлена приоритетность бюджетных и финансовых преобразований перед институциональными (спецификация отношений собственности), показана необходимость соблюдения комплексности реформ, предложена иная их последовательность.

Информационная база исследования: данные Госкомстата СССР и РФ, экспертные оценки специализированных экономических институтов и организаций, теоретические и практические материалы, содержащиеся в публикациях российских и зарубежных авторов, в периодической печати; результаты научных и прикладных, в том числе проведенных автором, исследований.

Теоретическая и практическая значимость проведенного исследования заключается в углублении представлений о критериях типологии, тилах социально-экономических систем, их системно-функциональных особенностях и возможностях. Данные представления, в свою очередь, могут быть использованы для разработки долгосрочных программ социально-экономического развития, выбора приоритетных направлений совершенствования структуры народного хозяйства страны, региона, прогнозирования его развития.

Некоторые обобщения и выводы имеют прикладное значение и могут быть приняты во внимание при разработке программ по привлечению инвестиций, развитию малого предпринимательства и др. Разработки автора применялись при определении концепции экономической реформы в Республике Бурятия в 1997 г.

Апробация и внедрение. Основные положения диссертации нашли отражение в опубликованной монографии, коллективных монографиях, сборниках и статьях в периодической научной печати. Результаты диссертации апробированы на научных и научно-практических конференциях в городах Москва, Санкт-Петербург, Иркутск, Улан-Удэ и Каунас в период с 1987 по 2000 г., в научных и учебно-методических разработках, а также в авторских курсах лекций.

Отдельные положения и выводы использовались в официальных документах правительства Республики Бурятия.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, 7 глав, 32 параграфов, заключения, библиографии и приложений. В тексте имеется 9 таблиц; 6 схем; 5 диаграмм, 21 приложение.

Диссертация: заключение по теме "Экономическая теория", Лапинскас, Арунас Альгевич

Выводы по VI главе сводятся к следующему:

1. Социально-экономическая реформа - это особый режим управления экономической системой с целью изменения её типа (модели). Особый режим предполагает не только директивные методы проведения новых установок, но и ведение обширной разъяснительной работы среди населения, чиновников, руководителей различных организаций.

2. Главным средством перехода к иному типу (модели) экономической системы является бюджетно-налоговая политика, определяющая степень реальной экономической самостоятельности (автономности) субъектов хозяйства. Однако, изменения бюджетно-налоговой политики невозможны без существенного сокращения государственных расходов (по отношению к ВВП) и реструктуризации мегаиерархии.

3. Проведение целенаправленных реформ не представляется возможным без предварительной разработки долгосрочной программы выхода из кризиса.

4. Восстановление организационного равновесия в экономической системе нуждается в приоритетном возрождении отраслей народного хозяйства, удовлетворяющих первичные потребности населения. В пользу приоритетности восстановления данных отраслей можно привести ещё как минимум два обстоятельства: они не нуждаются в значительных первоначальных вложениях капитала, более того, сами являются первичным источником доходов. Полагаем, что для российской экономики совершенно неприемлема ситуация, когда продукция сельского хозяйства, рыболовства и т.п. в огромных количествах закупается в других странах за "нефтедоллары".

5. Развитие индустриальных отраслей предполагает наличие благоприятного инвестиционного климата, который в основном формируется также посредством бюджетно-налоговой политики.

6. Все без исключения успешные социально-экономические реформы, проводившиеся во второй половине XX века в крупных индустриальных странах, были направлены на формирование экономической системы смешанного типа.

ГЛАВА VII. ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ В РОССИИ И ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА

7.1. Особенности исходной (дореформенной) организационно-управленческой структуры

Как уже отмечалось (§ 6.1), необходимость особого режима управления в период реформ обусловлена тем, что реформы связаны с преодолением критических ситуаций, а также нарушением сложившегося в предшествующий период баланса интересов. Отсюда необходимость усиления в период проведения реформ вертикальных управленческих связей, что, среди прочего, означает ограничение демократических прав и свобод. При этом цели реформ могут быть самыми разными, вплоть до прямо противоположных. Однако, если исходным (предреформенным) состоянием организационно-управленческой структуры макросистемы является мегаиерархия - реформа означает либерализацию деятельности субъектов хозяйства, усиление горизонтальных экономических связей и т.д. в этом смысле реформы в Японии (1950-60-е гг.), Китае (1980-90 гг.) и России (1990-е гг.) имели одну и ту же направленность. Причем, в первых двух случаях они проходили в жестко централизованном режиме управления, по крайней мере, в начальных этапах.

Таким образом, уже само понятие "реформа", имеющее общее содержание для всех систем, предполагает наличие общих формальных и методологических характеристик в преобразованиях в чем-то специфических и даже уникальных социально-экономических систем. Общность указанных и других характеристик усиливается в случае сходства дореформенных структур и направлений необходимых структурных преобразований. В то же время уникальность систем объективно требует поиска особых путей развития, учитывающих всевозможные специфические черты реформируемых систем. Соответственно, вопросы применения опыта реформ, проводившихся или проводимых в других странах и даже использование собственного исторического опыта являются остро дискуссионными.

Например, применение японского опыта в российских условиях практически даже не обсуждается - настолько разными и уникальными являются эти страны, их история, культура, традиции, природно-климатические условия и т.д. В отличие от японского, возможности применения китайского опыта реформ все же обсуждается, но большинство авторов к его использованию в российских условиях относятся скептически.

В частности, В. May считает, что китайский опыт неприменим не только в нынешних условиях - он был неприемлемым и для позднего СССР. В качестве обоснования он выдвигает следующие аргументы: во-первых, соотношение городского и сельского населения, структура ВНП, уровень грамотности, система социального обеспечения и бюджетная нагрузка на экономику Китая конца 80-х гг. была гораздо более близкой соответствующим показателям советской экономики 20-30-х гг.; во-вторых, основной политической характеристикой китайской модели является тоталитарный режим, "способный через партийную вертикаль и органы госбезопасности осуществлять всеобъемлющий контроль", а в России на рубеже 1991-92 гг. либеральные реформы были начаты в отсутствии сильного государства [см.: 177, с. 8].

Признавая наличие указанных конкретных обстоятельств, вместе с тем отметим, что такая постановка вопроса, во-первых, не учитывает изоморфности дореформенных моделей китайского и советского образца, и, тем самым, наличия общих закономерностей их реформирования; во-вторых, этим исключается возможность использования и собственного опыта (в данном случае - нэпа); и, в-третьих, В. May отождествляет "советские" экономические модели 20-х и 30-х гг., хотя с точки зрения системно-функционального подхода, они существенно различались (т.е. В. May в большей степени опирается на стадиальный подход).

По мнению В. May, из приведенных им аргументов следует, что применение китайского опыта требует "отказаться от социальных обязательств и перестать платить большую часть пенсий и социальных пособий. сократить объем бесплатных услуг в области здравоохранения и образования, и таким путем снизить уровень бюджетной нагрузки в ВНП с нынешних 36-40% до примерно 20-25%, а поскольку ещё больше урезать социальное обеспечение невозможно, постольку рекомендации о применении китайских рецептов уходят "в область благородных, но бесполезных мечтаний" [там же].

Отмеченная В. May такая черта китайских реформ, как децентрализация бюджетной системы и снижение налогового бремени на субъекты хозяйства как в отраслевом, так и в региональном аспекте, в самом деле была характерной и японским реформам (§ 6.2), и нэпу 1920-х гг. То же самое можно сказать по отношению к послевоенным реформам в Германии, Италии, позднее - в Испании и Португалии, ряде стран Латинской Америки и ЮВА. Более того, как было показано выше, китайские реформы носят ярко выраженный социальный характер и никак не связаны с "урезанием" социальных гарантий - наоборот, они становятся все более ощутимыми.

Поэтому необходимо учитывать, что, во-первых, снижение налогового бремени всегда и везде (при прочих равных условиях) способствует росту налоговой базы и доходной части бюджета; во-вторых, усиление рыночных отношений не представляется возможным без существенного упрощения мегаиерархии, что значительно снижает издержки бюджета на её содержание и позволяет снизить налоги; в-третьих, этот процесс невозможен без одновременного существенного усиления контроля над бюджетными расходами на всех уровнях, что также дает значительную их экономию. Все указанные и многие другие возможности увеличения доходной части бюджета и экономии его расходов позволяют не только обойтись без сокращения социальных пособий, но и наоборот, их постепенно увеличивать, предупреждая инфляционные процессы. В частности, это подтверждает не только китайский, но и собственный опыт реформ в условиях нэпа 20-х гг. Следовательно, учет общих закономерностей подобного рода не только возможен, но и необходим. Главной проблемой в этом отношении является определение таких закономерностей и признание за ними статуса "общих"; именно это и вызывает продолжительные, нередко бесплодные дискуссии.

С точки зрения системно-функционального подхода, важной общей за. кономерностью проведения реформ является усиление централизованного управления (или его сохранение), по крайней мере, в первом этапе социально-экономических преобразований. К сожалению, в данной работе нет возможности дать обстоятельного историко-экономического анализа в этой области. Приведем лишь один яркий пример из российской истории.

Как отмечает д.и.н. В.Н. Сергеев, "После отречения императора Николая II Россия стала самой свободной страной мира" [см.: 103, с. 289], но в значительной степени больше в политическом, чем в экономическом смысле. Ещё царский Манифест от 17 октября 1905 г. даровал России неприкосновенность личности, свободу слова, собраний, союзов и парламентаризм. Но вслед за этим началась конфронтация парламента и исполнительной власти, сопровождавшаяся периодическими роспусками Думы. Указанная конфронтация отрицательно сказывалась на экономическое развитие страны, в частности, на процесс реформ, проводимых П.А. Столыпиным. Под историей конфронтации двух ветвей власти подвел черту революционный обвал в феврале-марте 1917 года. Однако, временное правительство допустило ещё большую либерализацию в политической области: "в трудных условиях затянувшейся войны, нарастания разрухи и голода страна начинала жить гражданской жизнью" [там же, с. 296]. Крайний либерализм в условиях критической ситуации не только в стране, но и в континенте оказался равнозначным росту анархии и хаоса, т.е. потере управляемости. Некоторые запоздалые меры чрезвычайного характера, предпринятые Временным правительством в июле-сентябре 1917 г. (приказ о сдаче оружия боевиками различных партий, введение смертной казни, цензуры и др.), практически не были осуществлены. Подобные опыты политической либерализации в условиях реформ и мировой войны привели к ещё одной, Октябрьской революции 1917 г., в результате которой была не только полностью восстановлена мегаиерархия, но и "усилена" её переводом с подвида, охарактеризованного В. Ойкеном как централизованное управление "с частной собственностью", на подвид "с государственной собственностью". Подобные опыты надстроечной политической либерализации в России проводились и в 1990-х гг., особенно в первой их половине. Таким образом, исторические события 1917 г., явившиеся своего рода флуктуацией, определившей бифуркацию социально-экономического развития, обусловили значительное отклонение вектора развития экономической структуры в сторону Н (рис. 8).

Периодическую смену реформ контрреформами в России многие авторы объясняют огромной инерцией многовекового мегаиерархического управления экономикой. В частности, Н.П. Дроздова выдвигает следующее предположение: "Так как Россия представляла собой мир-экономику или, точнее, мир-империю со своим собственным, отличным от других стран институциональным строем, контакты с другими мирами-экономиками приводили к огромным трансакционным издержкам, которых она стремилась избежать", поэтому "в битвах реформаторов с бюрократией неизбежно побеждает последняя" [34, с. 12].

Но, во-первых, здесь не совсем понятно, почему именно "контакты с другими мирами-экономиками" приводили к "огромным трансакционным издержкам", поскольку, как было показано во II и III главах, само функционирование мегаиерархии сопряжено со значительными издержками. Во-вторых, характер контактов с другими системами значительно менялся во времени: в XVIII и XIX веках они не были столь значительными, какими стали в XX веке, особенно во второй его половине. Это определило существенное усиление процесса конкурентного отбора макросистем, проявляющегося как центростремительная их конвергенция, что в гораздо меньшей степени наблюдалось в предшествующих веках. В-третьих, отличие российского институционального строя от европейских стран нельзя квалифицировать как системную уникальность, ибо, как было показано в предыдущих главах, ме-гаиерархия является изоморфной структурой (функциональным инвариантом), характерной разным странам в различные эпохи. В большинстве этих стран, раньше или позже проводились в целом успешные реформы "С" направленности, в том числе в Японии и Китае. Причем, капиталистические отношения в Японии, как и в России, возникли лишь во второй половине XIX в., а в Китае - ещё позже, просуществовав там всего лишь несколько десятилетий. Таким образом, вывод о неизменном и неизбежном поражении реформаторов в их "битвах с бюрократией" в российских условиях представляется спорным, имея в виду дальнейшее социально-экономическое развитие.

Однако, следует признать, что тенденции развития российской мегаие-рархии на протяжении трех последних веков свидетельствовали о непрерывном её укреплении.

Мегаиерархия в России, как целостная система, образовалась в процессе реформ Петра I. В.Н. Смирнов отмечает, что "Проведение областной реформы значительно увеличило штат чиновников, которые, подобно саранче, опустошали управляемые территории всякого рода сборами и налогами, а также поборами в свою пользу" [103, с. 139]. В августе 1726 г. проводилась первая в России ревизия государственных учреждений Московской губернии, в процессе которой "были раскрыты огромные злоупотребления местных чиновников, незаконные поборы с населения, хищения казенных средств" [там же, с. 164]. (Тем не менее, областную реформу Петра I мы считаем в целом прогрессивной, ибо в её результате регионы получили значительные полномочия и управляемость государства в целом стало более эффективным).

Мегаиерархия усиливалась и в условиях управления "либеральной" Екатерины И, и в период царствования в некотором смысле её "антипода" Николая I. С 1763 по 1796 гг. расходы государства возросли с 17 до 78 млн. руб. По бюджету 1796 г. примерно 88% расходов шло на армию и государственный аппарат, 11 % - на содержание двора, и лишь 1 % направлялся на просвещение, здравоохранение и благотворительность [см.:29, с. 172].

Если за весь XIX век аппарат государственного управления увеличился в семь раз, составив 385 тыс. чел. [см.: 103, с. 272], то только за первые три года Советской власти ("военный коммунизм") численность управленческого аппарата возросла почти в пять раз [там же, с. 343]. Причиной такого резкого увеличения в столь короткий срок был переход к иной разновидности мегаи-ерархии, основанной на государственной собственности. В "преддверии" нэпа, на III съезде Советов, уже были отмечены такие черты возникшей системы, как "бюрократизм, волокита, административный произвол, бесхозяйственность, излишняя дороговизна, взяточничество, хищения, раздутая бумажная переписка" и т.д. [см.: там же, с. 360].

После некоторой децентрализации организационно-управленческой структуры в период нэпа, в 30-е гг. мегаиерархия вновь приобрела черты "жесткого командно-административного, карательно-репрессивного характера." [там же, с. 368]. В период реформ Н.С. Хрущева, особенно в процессе перехода от министерского (отраслевого) управления народным хозяйством к территориальному (совнархозы) вертикальные связи в некоторой степени ослабли и, соответственно, усилилась экономическая самостоятельность предприятий. В этот период в "центре" было ликвидировано 141 общесоюзное и республиканское министерство, вместо которых "на местах" возникло 105 совнархозов. Регионы получили большие административно-хозяйственные полномочия, в частности, в ведение республик было передано из союзного подчинения более 11 тыс. предприятий, некоторые другие организации [см.: там же, с. 407].

Реформы Хрущева, в процессе которых пытались решить проблему "ведомственности", породили проблему "местничества". Поэтому в дальнейшем министерская система отраслевого управления была восстановлена, а усиление относительной экономической самостоятельности предприятий осуществлялось путем резкого сокращения количества плановых показателей и т.п. В то же время мегаиерархия вновь стала укрепляться: важнейшими элементами государственного управления экономикой стали аппарат ЦК КПСС, Госплан, Минфин и Госснаб СССР, около 100 министерств и ведомств. По данным, приводимым С.А. Кислициным, "Всего управленческим трудом занимались 18 млн. чел., что, однако, значительно меньше количества чиновников в современной России" [там же, с. 415].

Величина, структура, функциональные особенности и другие количественные и качественные характеристики современной российской мегаие-рархии - это важнейшая специальная область политико-экономических, социологических, статистических и прочих исследований. Большинство авторов, отмечая существенное увеличение административно-управленческого аппарата в современной России по сравнению с поздним периодом СССР, подчеркивают отсутствие или крайнюю ограниченность статистических материалов по данной проблеме. Этот вопрос затрудняется ещё тем, что в начале 1990-х гг. стерлась четкая управленческо-организационная грань между ведомством и подведомственным предприятием — многие из них "слились" в "концерны", "корпорации" и т.п. Поэтому невозможно дать четкий ответ на вопрос: чем по существу являются, например, РАО "Газпром" и РАО"ЕЭС" -ведомствами, существующими за счет налогов или производственными предприятиями — налогоплательщиками? Таких "гибридных" структур в процессе "рыночных" реформ образовалось достаточно много; по своим функциональным свойствам они более близки к синдикатам и трестам периода "военного коммунизма" и "раннего" нэпа, чем к капиталистическим корпорациям и конгломератам. Подобные структуры продолжали играть существенную роль в российской экономике и в конце 1990-х гг., несмотря на количественное преобладание частных предприятий (см. приложения 7, 8).

Следует подчеркнуть, что мегаиерархия, являясь своего рода функциональным инвариантом, в то же время представляет собой "инструмент", средство достижения определенных целей. Поэтому, несмотря на ограниченность "спектра" целей и задач, эффективно решаемых мегаиерархией, все же существует некоторое разнообразие вариантов её целевой ориентации. Данный диапазон вариантов располагается между двумя крайностями: от максимального усиления карательно-репрессивных функций и субъективизма в управлении системой, до максимально возможной юридически объективизированной регламентации. На протяжении последних трех веков данная ориентация колебалась от одной крайности к другой. Репрессивные петровские реформы сменили "либеральные" екатерининские и т.д., хотя на протяжении всего указанного периода в управлении экономикой преобладала административно-распределительная система.

Как было показано в предыдущей главе, мегаиерархическая система управления обладает однозначными преимуществами в критических (экстремальных) условиях функционирования "организации". Данный вывод сочетается с отмеченным В.Т. Рязановым совпадением периодов контрреформ в России (СССР) с понижательными волнами в циклах мировой конъюнктуры [см.: 258, с. 54]. В данном случае "контрреформы" - это совокупность мер по усилению вертикальных управленческих связей, в основном с целью преодоления экстремальной ситуации и/или решения в сжатые сроки крупномасштабных задач. Правда, в некоторых случаях ужесточение вертикальных связей становилось "самоцелью", направленной на сохранение власти (угроза потери власти - это тоже критическая ситуация для ЕУЦ). Поэтому углубление экономического кризиса в 90-е гг. объективно обусловили укрепление централизованного управления, наблюдаемое в начале XXI века (в частности, предсказанное В.Т. Рязановым) [см.: там же]. Таким образом, личностная смена ЕУЦ в мегаиерархии всегда сопряжена с ростом неопределенности; иначе говоря, это бифуркация, последствия которой в принципе непрогнозируемы. Тем не менее, после выбора ЕУЦ более или менее ясных приоритетов дальнейшего развития, его результаты вновь становятся в общих чертах предсказуемыми.

Таким образом можно заключить, что исходная однотипность систем и общая целевая однонаправленность их преобразований, с учетом принципов, изложенных в I-III главах, предполагает наличие ряда общих закономерностей в процессах реформирования национальных экономических систем, обладающих собственной спецификой и даже в определенном смысле, уникальных. Поэтому конкретные программы реформ должны учитывать и общие закономерности, и специфику конкретной системы, подвергающейся реформированию. В силу выбранной темы и характера проблематики, в данной работе акцентируются в основном общие системные принципы и закономерности функционирования, а также сближения и расхождения (конвергенции и дивергенции) организационно-управленческих структур хозяйственных систем в процессе их долговременной эволюции. В предыдущих главах было показано, что в новейшей истории прогрессивные преобразования указанных структур имеют общую центростремительную направленность, т.е. они являются конвергентными. Данная направленность предполагает создание в процессе реформ сбалансированной трехсекторной (рис. 5) структуры хозяйства, а также в общих чертах определяет последовательность, темпы и приоритеты экономической политики.

Эффективность реформ в вышеуказанном смысле показывает адекватность применяемых средств и методов проводимых преобразований. При адекватном объективным принципам их выборе практически немедленно начинается рост активности субъектов хозяйства и соответствующих экономических показателей. И наоборот, неправильный выбор методов реформ отражается в углублении кризисных процессов. В то же время практически любая реформа при её подробном анализе оказывается несовершенной, и это ещё один аргумент в пользу изучения опыта как собственных, так и зарубежных реформ.

В этом смысле сравнения китайских (80-90-е гг.) и российских (1990-е гг.) реформ, к сожалению, неизбежно приводит к выводу об относительной эффективности первых и неэффективности вторых (см. приложение 1).

Как уже отмечалось, и в России, и в Китае на протяжении нескольких веков (в первом случае) и даже тысячелетий в качестве основного экономического регулятора использовалась мегаиерархия. По мнению В. Гельбраса, "В КНР господство государства над отдельным человеком - многовековая реальность, ставшая одной из доминант культурно-исторической самобытности" [54, с. 38]. Уже в XX веке народы России и Китая пережили грандиозные потрясения, прошли через кровопролитные войны, ломку вековых устоев, массовые репрессии, трудовые штурмы и т.д. Как указывает китайский экономист Ду Хаочжи, в дореформенной китайской экономике переплетались элементы военного коммунизма и централизованной плановой экономики, а также натурального хозяйства, внеэкономического принуждения, патриархального господства "ганьбу" [см.: там же, с. 22]. Как и в СССР, китайская "централизованная административно-командная система сыграла определенную роль, в сравнительно короткие сроки обеспечив решение задач первоначального накопления и промышленной революции" [там же].

Согласно данным "Китайского статистического ежегодника", за 1966

1978 гг. объем промышленного производства вырос более чем в 3,5 раза, основных фондов - в 3,1 раза. Ежегодный темп прироста валовой продукции промышленности превышал 9% [см.: там же, с. 193]. Как было показано в IV главе, почти аналогичные темпы роста имели место и в советской экономике, начиная с первых пятилеток и до 1980-х гг. Однотипность дореформенных систем в России и Китае косвенно подтверждают и сходные последствия их функционирования: "в допущенных в КНР диспропорциях и перегибах тех лет, - пишет В. Гельбрас, - нетрудно заметить знакомые черты процессов индустриализации и коллективизации в СССР" [там же]. Быстрый рост тяжелой промышленности, создание ряда новых отраслей народного хозяйства, наращивание военного потенциала "осуществлялись за счет экономического обескровливания деревни и снижения уровня жизни народа" [там же]. Из-за распыления капитальных вложений сроки их ввода в эксплуатацию непрерывно удлинялись: за 1968-1970 гг. было сдано 11,5% строившихся крупных и средних объектов, за 1971-1975 гг. - 9,4%, за 1976-1980 гг. - только 7,4% [там же]. Этот перечень общих характеристик можно было бы продолжить.

Таким образом, с точки зрения системно-функционального подхода, исходные (дореформенные) организационно-управленческие структуры России (СССР) и КНР можно определить как однотипные. Косвенно это подтверждают и существенно разные результаты применения различных концепций экономических реформ. Это же говорит о необходимости учета общих закономерностей в процессе российских реформ. Вышесказанное наглядно иллюстрирует динамика ВВП России и Китая за 1989-97 гг., представленная в виде диаграммы в рис. 10.

За 10 лет, начиная с 1989 г., ВВП Китая почти удвоился, а в России -сократился примерно на столько же (см. также приложение 1).

Как было показано в предыдущих главах, многосекторность смешанной экономической структуры обусловливает дифференциированность методики и последовательности преобразования различных секторов общественного хозяйства. Стандартные западные доктрины (в том числе "Вашингтонский консенсус") по проблемам эволюции постсоциалистических стран

1989 1990 1991 1992 1993 1994 1995 1996 1997 Рис.10. Динамика ВВП Росси и Китая (млрд. долл. США) [279, с. 5]. исходили из концепции "быстрого перехода" в противоположность инкрементальному, корректирующему и адаптивному. Между тем, согласно принципам, изложенным в I-Ш главах, быстрый переход адекватен только по отношению к отраслям с "коротким" положительным эффектом масштаба (см. рис. 3, в). Соответственно, недифференциированный подход к методам реформирования экономической системы всегда оказывает разрушительное воздействие.

7.2. Опыт российских реформ по созданию экономической системы смешанного типа (конец XIX - первая четверть XX вв.)

Выше уже отмечалось определенное сходство современных китайских реформ с методами нэпа. Характерно, что многие современные российские экономисты либерального направления к опыту нэпа относятся также пренебрежительно, как и к китайским реформам, предпочитая им принципы реформирования, использованные в некоторых странах Восточной Европы и Латинской Америки. Однако, с точки зрения системно-функционального подхода, реформы периода нэпа олицетворяют ряд закономерностей, анализ и применение которых актуальны и в условиях современного состояния российской экономики.

Новая экономическая политика в определенном смысле явилась продолжением столыпинской аграрной реформы, которая, в свою очередь, продолжала реформы С.Ю. Витте. Всем этим реформам, как и современным китайским, характерна активная позиция государства в процессе управления структурными преобразованиями. Однако, реформы Витте не учитывали объективно необходимую последовательность социально-экономических преобразований, обусловленных переходом от мегаиерархии к рыночно-капиталистической системе. В связи с этим В.Т. Рязанов отмечает, что "В любом случае просчетом экономической политики этого периода стала недооценка острой необходимости и приоритетности решения аграрного вопроса" [258, с. 42].

В отличие от своего предшественника, П.А. Столыпин акцентировал преобразования в сельском хозяйстве, хотя цели проводимых им социально-экономических преобразований были гораздо шире. По мнению С.Е. Крыжа-новского, "П.А. Столыпин первым сумел найти опору не только в силе власти, но и в мнении страны, увидевшей в нем устроителя жизни и защитника от смуты. В лице его впервые предстал перед обществом вместо привычного типа министра-бюрократа, плывущего по течению в погоне за собственным благополучием, новый героический образ вождя, двигающего жизнь и увлекающего за собою." [см.: 107, с. 41].

Как отмечает Е.П. Луговская, "Основными задачами правительственной политики Столыпин полагал сохранение Россией своей целостности и великодержавного статуса с одновременным превращением её в "государство правовое" [см.: там же, с. 45]. Общая идея столыпинского курса - "вначале захватить впавшую в анархическо-хаотическое состояние Россию "в кулак", а затем, проведя земельную реформу, долженствующую уничтожить опаснейшую для России партию социал-революционеров, начать постепенно разжимать кулак" [там же], наращивая заложенный в Манифесте 1905 года потенциал гражданского и политического либерализма. Следует подчеркнуть, что такую же последовательность социально-экономических и политических реформ, как было отмечено выше, предпочел и Дэн Сяопин в 1980-х гг., включая и приоритетность реформирования первичных отраслей народного хозяйства. Таким образом, вышеуказанный характер проведения социально-экономических преобразований, с точки зрения системно-функционального подхода является общей закономерностью, ceteris paribus. Главная проблема в этом смысле - способность понять и применить с учетом конкретных обстоятельств данные закономерности руководителями государства; согласно историческому детерминизму, адекватные личности "появляются в нужные моменты", однако, синергетический подход, изложенный в I и II главах, предполагает значительное влияние случайных факторов. В частности, важной причиной незавершенности столыпинских реформ было отсутствие поддержки со стороны императора в условиях естественного ожесточенного сопротивления радикальных традиционалистов. В результате действия этого и др. факторов "подавляющее большинство намеченных Столыпиным реформ (за исключением аграрной и отчасти военной) остались нереализованными" [там же, с. 48]. В предвоенный период созданный Столыпиным политический режим стал быстро разлагаться, в результате чего, по словам С.П. Мансыро-ва, эпоха IV Государственной Думы явилась "подготовительным периодом к .смутному времени в России" [там же, с. 58].

Необходимость директивного характера преобразований в первом этапе реформ, особенно по отношению к первичным отраслям хозяйства, подтвердила судьба российского Закона о крестьянских (фермерских) хозяйствах, принятого ещё в 1990 году. Согласно этому закону, крестьяне обладают правом выходить из колхозов и совхозов, получая определенную долю земли и прочих активов. Однако, при самоустранении и отсутствии четкой позиции государства в этом вопросе, инициатива преобразований (или сохранения прежнего статуса) оказалась в стороне руководителей сельхозпредприятий и местных властей. В результате организационно-управленческая структура аграрного сектора осталась практически в дореформенном состоянии (см.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как было показано в работе, историческая эволюция типов хозяйственных организаций с точки зрения системно-функционального подхода, представляет собой циклические колебания между двумя крайними вариантами -Ни Р-структурами. Причем, в новое и новейшее время амплитуда колебаний вектора развития не только не достигает крайних пределов, но и постепенно сокращается. Это свидетельствует об усилении центростремительного (стабилизирующего) отбора типов и моделей экономических систем - процесса их конвергенции.

Результатом процесса конвергенции является возникновение нового, синтетического типа экономической системы - смешанной экономики. Основными системными признаками смешанной экономики являются бимодальный тип управления, трехсекторная отраслевая структура и наличие "среднего класса". Данные характеристики организационно-управленческой структуры смешанного типа являются главными стабилизирующими факторами социально-экономического развития в долговременной перспективе.

Основой эффективности системы смешанного типа является её функциональный инвариант, определяющий возможность пропорционального удовлетворения экономических интересов всех групп и уровней при соблюдении принципа организационного равновесия. Это обеспечивается, в первую очередь, благодаря наличию бимодальной организационно-управленческой структуры. Соответственно, при значительном отклонении вектора развития от направления С, раньше или позже возникает необходимость в экономических реформах, как правило, имеющих обратную направленность.

Мировая хозяйственная практика XX века подтвердила, что максимальных положительных результатов социально-экономического развития и степени конкурентоспособности достигают страны, отходящие от радикальных путей развития. Среди прочего, это означает, что процесс глобализации не является "победой" ни одной из двух противоположных организационно-управленческих структур хозяйственных систем, также, как и противоположных экономических теорий, отстаивающих приоритетность этих структур.

Процесс конвергенции различных типов экономических систем в то же время означает усиление их соответствия принципу организационного равновесия как в отдельных странах, так и в мировом масштабе. Поскольку социально-экономическая конвергенция в целом обусловливает и политическую, тем самым она приводит к ослаблению напряженности и в национальном, и в мировом масштабе, так как источниками политических и военных конфликтов, как правило, являются маргинальные режимы.

Системно-функциональный подход, представленный в данной работе, в целом не противоречит другим - в частности, формационному, стадиальному и цивилизационному. Смешанную экономическую систему можно рассматривать не только как организационно-управленческую структуру, но и как новый способ производства, стадию социально-экономического развития и даже как особый тип цивилизации.

Также следует заметить, что общая тенденция сближения социально-экономических систем на уровне их типов не исключает сохранения и даже усиления многообразия конкретных моделей экономического строя. Характеристики последних детерминируются многими экзогенными и эндогенными факторами: географическими, природно-климатическими, историческими, этносоциальными и т.д. Поэтому процесс конвергенции с точки зрения системно-функционального подхода не предполагает становления однополюсного мира, как и полного исключения противоречий и конфликтов.

Отличительной особенностью системно-функционального подхода является использование в качестве ключевых, таких понятий, как изо-морфность и функциональный инвариант. С точки зрения данного подхода, типы социально-экономических систем совершенствуются, оставаясь при этом по существу изоморфными и функционально-инвариантными.

Это означает, среди прочего, что в процессе всей экономической истории человеческого общества принципиально новые типы экономических систем не возникают, а смена конкретных моделей экономического строя происходит в виде циклических колебаний между двумя крайними состояниями организационно-управленческих структур - Н и Р.

В указанном смысле системно-функциональный подход принципиально отличается от формационного, стадиального и цивилизационного. Например, с позиций стадиального подхода информационная экономика определяется как "новый тип экономики" или "новый технологический способ производства" [200, с. 5]. В то же время с точки зрения системно-функционального подхода экспансия информационных технологий означает усиление рыночного типа регулирования. Такие расхождения неизбежны потому, что формационный и стадиальный подходы акцентируют технико-технологическую составляющую экономического развития (динамичную сторону), в то время как системно-функциональный - структурно-управленческую, т.е. относительно статичную сторону. Следовательно, в общем виде все подходы являются взаимодополняющими. Это проявляется, в частности, в том, что технологический детерминизм и "однолиней-ность" формационно-стадиального подхода не позволили выявить таких важных структурных свойств производственных отношений, как изоморф-ность и функциональная инвариантность.

Например, с точки зрения стадиального подхода утверждается, что качественная специфика главного производственного ресурса в информационной экономике требует "иных способов организации общественных отношений" [100, с. XIII]. Таким образом, данный подход заставляет соответствующих авторов изобретать принципиально новые экономические отношения, что является непростой задачей. Так, В. Иноземцев, развивая концепцию постэкономического общества, как нового способа производства на базе информационных технологий, предполагает "перерождение" частной собственности, товарно-денежных отношений с их принципом эквивалентности и т.д., следуя в основном марксистской схеме.

В. Иноземцев признает, что и в информационной экономике сфера обмена продолжает расширяться, но "его характер меняется" [100, с. 57]. Здесь имеется в виду "освобождение" обмена от эквивалентно-стоимостного характера, что вызывается двумя обстоятельствами: 1) затруднениями учета эквивалента при продаже информации, и 2) возникновением нового типа (постэкономической) личности, не преследующей материальной выгоды [см.: там же, с. 60]. В дальнейшем, согласно данной концепции, рост количества и общественного веса работников "интеллектуального труда" приводит к возникновению меритократии на базе новых институциональных основ общества (т.е. преобладания личной формы собственности).

Однако, с позиций системно-функционального подхода трудно согласиться, что в обозримом будущем определяющую роль в обществе будут играть представители какой-либо одной отрасли, как например, земледельцы и собственники земли (концепция физиократов), индустриалы (Сен-Симон), пролетарии (К. Маркс) или даже работники "информационного" производства.

В подобных рассуждениях (истоки которых можно найти ещё в работах Конфуция) упускается из виду одно важное обстоятельство - что и сам человек является функциональным инвариантом, системой с бимодальным управлением, подвластной принципу организационного равновесия. Как раз поэтому в хозяйстве Робинзона этот принцип не нарушается, чего нельзя сказать о крупной иерархически организованной хозяйственной системе. Именно это обстоятельство объективно учитывается в смитовской концепции "экономического человека", являющейся основой всех современных рыночных теорий. По этой же причине концепция "экономического человека" остается в силе на всем протяжении существования Homo sapiens, т.е. во всех типах и моделях экономических систем, так как в этой концепции воплощен универсальный системный принцип "минимального действия". Таким образом, "экономическому человеку", как базовой константе, предстоит ещё долгая жизнь, в том числе и в самых цивилизованных странах.

Развитие техники, технологии, появление все новых отраслей производства и потребностей человека и прочих субъектов хозяйства не меняет сути ограниченного количества общих принципов организации хозяйства. Более того, новые потребности не отменяют старых, равно как и новые (третичные, четвертичные и т.д.) отрасли не вытесняют первичных. Также и новые качества человека, возникающие в процессе общего прогресса цивилизации, не отменяют его базовых характеристик (например, экономическое поведение "короля" информационных технологий Б. Гейтса во многом более похоже на деятельность "индустриального монополиста" ушедшей эпохи Дж. Рокфеллера, чем на действия "постэкономического" человека, не преследующего материальной выгоды). Поэтому, признавая, что новые технологии требуют "иных способов организации", трудно согласиться, что они не подвластны принципам общей теории систем, которым, в свою очередь, подчиняются принципы организации хозяйства.

В этом и заключается вышеупомянутая трудность "изобретения" принципиально новых экономических отношений и способов производства, осуществляемого без учета системных принципов (этот процесс напоминает поиски черной кошки в темной комнате, не зная определенно, что она там есть).

То же самое можно отметить и по поводу футурологического гадания на предмет новых институциональных основ грядущего информационного (или постэкономического) общества. В. Иноземцев развитие новых форм собственности определяет как "возникновение личной собственности в новой её ипостаси" [100, с. 75]. Новизна заключается в том, что личная собственность используется преимущественно не в корыстных интересах.

Однако, как было показано в первых главах данной работы, в решении организационно-управленческих проблем значение формы собственности является относительным.

В этом смысле важнейшим следствием прогресса науки и культуры является не возникновение принципиально новых производственных отношений, а появление возможности сознательного структурирования (реформирования) хозяйственных организаций. Иначе говоря, наряду с естественным, возникает "искусственный" (сознательный) отбор типов и моделей социально-экономических систем. Это, конечно, не может полностью исключить флуктуаций и непредсказуемых бифуркаций в длительной эволюции (в Книге Бытия сказано: "Мир человека. слишком хрупок и рискует снова обратиться в ничто"), однако, сознательный отбор может ускорить процесс стабилизирующего (центростремительного) развития систем, тем самым увеличивая предсказуемость общественного развития.

Искусственный отбор предполагает сознательный учет закономерностей функционирования экономических систем, выявляемых, среди прочего, в процессе анализа исторического опыта функционирования как самой реформируемой, так и других подобных систем.

Следует заметить, что возможность использования исторического опыта развития хозяйственных организаций, с точки зрения линейно-детерминистского подхода неявно отрицается. Например, К. Маркс предполагал, что в коммунистическом способе производства не будет ни частной, ни государственной форм собственности, которые там будут заменены общественной собственностью, т.е. возникают принципиально новые производственные отношения (непосредственно общественное производство), не имеющие аналогов в истории. С точки зрения системно-функционального подхода такое предположение не могло не оказаться утопическим. Примерно то же самое можно сказать и по поводу вышеприведенных футурологических изысканий, нередко осуществляемых на основе глубокого изучения фактического материала, но без учета системных принципов. Одной из причин их утопичности является неучет, в первую очередь, изоморфности структур, функциональной инвариантности и организационной равновесности. В этом, среди прочего, и проявляется взаимодополняющая сторона системно-функционального подхода, по отношению к формационному, стадиальному и другим.

Хотелось бы обратить внимание на ещё одно противоречие, характерное стадиальному подходу в вышеприведенном примере. Новая стадия развития, в которую уже начинают входить наиболее экономически развитые страны (постиндустриальная, технотронная, информационная, постэкономическая и т.д.), предполагает такой же высокий уровень науки и культуры, являющийся основой формирования важнейшего элемента нового общества - "постэкономического человека". Однако, история показывает, что максимально высокого уровня развития культуры и науки достигают общества, развивающиеся на основе централизованного управления, при прочих равных условиях (в т.ч. Древний Египет и Древний Китай). Это объясняется тем, что фундаментальная наука и культура (кроме "массовой") не подвластны рыночным принципам регулирования. Отсюда и отмеченная 3. Бжезинским "некоторая примитивность" американской культуры и образа жизни. Однако, по уровню технико-технологического развития, согласно стадиальному подходу, США уже вошли в постиндустриальную стадию, находясь ближе, чем другие страны, к постэкономической "ступени". Этот пример ещё раз подтверждает недопустимость переоценки развития производительных сил как детерминирующего фактора совершенствования производственных отношений или типов экономических систем, а тем более, уровня той или иной цивилизации.

В вышеприведенном примере (концепция постэкономического общества) утверждается, что ".постэкономическое общество базируется на приоритете развития личности над ценностями, традиционно присущими индустриальной цивилизации" [там же, с. 89]. В то же время констатируется, что на пороге нового общества находятся "наиболее развитые страны" [там же]. В целом получается, что к новому обществу максимально приблизились рыночные страны, культивирующие материальные ценности, что противоречит концепции "постэкономического человека" как антипода человека "экономического".

Системно-функциональный подход дает возможность избежать противоречий такого рода. Как уже отмечалось, наука и культура эффективно развивается в централизованно-распределительных системах, которые, в свою очередь, ограничивают возможности массового распространения достижений НТП. В частности, Россия с точки зрения научно-технического и культурного потенциала, как и ресурсного, находится среди мировых лидеров, в отдельных областях занимая передовые позиции. Соответственно, по уровню духовного развития российское общество находится ближе к постэкономическому, чем, например, "материальные" и меркантильные США. В то же время внедрение достижений НТП в российской экономике испытывает перманентные проблемы.

Таким образом, материальная и духовная стороны общественной жизни находятся не в причинно-следственной, а в циклической зависимости как между собой, так и с функциональным инвариантом данной системы.

Несмотря на продолжительный этап преобразований, и в начале XXI века "несущей конструкцией" российского экономического строя остается мегаиерархия, со всеми её плюсами и минусами. Сложность определения функционального инварианта данной системы заключается не только в его противоречивости, но и в том, что он существенно меняется по мере роста масштабов этой системы.

Это важно учитывать ещё и потому, что по мере роста масштабов иерархической организации, усиливается значение личного фактора. В связи с этим В.Т. Рязанов справедливо указывает, что "неотложной задачей экономической науки выступает потребность донесения экономических знаний до всех слоев населения. Учить будущих предпринимателей и рабочих, простых людей и государственных чиновников надо не только премудростям рыночного хозяйства, но и тому, что собой представляет российская экономика как исторически многогранный феномен в единстве её пространства, народов, цивилизационных и формационных особенностей, сложившихся на этих просторах" [258, с. 782]. Можно лишь добавить -также и системно-функциональных особенностей, высвечивающих ещё одну грань российского экономического строя в его историческом развитии. Такие системные характеристики, как структурная изоморфность и функциональная инвариантность обусловливают не только возможность, но и необходимость использования собственного исторического развития, а также опыта других сопоставимых социально-экономических систем.

Особое значение соблюдения общих закономерностей функционирования экономических систем имеет в период межсистемного (трансформационного) перехода. Здесь необходимо заметить, что понятия "межсистемный" и "трансформационный" переход, будучи нетождественными, в то же время являются взаимодополняющими. Как уже отмечалось, межсистемные переходы могут осуществляться в рамках определенной шкалы (диапазона) от одного крайнего состояния Н до противоположного - Р, или наоборот. В то же время трансформационный (или стадиальный) переход представляет собой "восхождение" на новую, более прогрессивную, ступень развития. Таким образом, указанные подходы долговременную эволюцию экономических систем (способов производства, стадий роста) определяют как колебательно-поступательное движение, в котором "новое" и "старое" находится в тесной взаимозависимости. Системно-функциональный подход, в отличие от формационного и стадиального, не позволяет "изобретать" новых производственных отношений, однако дает возможность предсказывать общие направления эволюции социально-экономических систем и последствия их функционирования.

Проведенное в диссертации исследование общих принципов функционирования хозяйственных организаций и опыта реформ по созданию эффективной экономики, позволяет сделать заключение, что таковой является макросистема с бимодальным управлением — экономическая система смешанного типа. Организационно-управленческая структура этой системы максимально соответствует принципу организационного равновесия, и в этом смысле должна быть ориентиром реформ, нацеленных, в первую очередь, на повышение уровня жизни населения страны. В этом смысле организационно-управленческую структуру смешанного типа можно определить как "социально-рыночную" .

Нередко выражается мнение, что смешанная система, как новый этап исторического развития хозяйственных организаций, появляется вслед за капитализмом. Это не совсем точно. Капитализм, как подвид рынка, уступил место мегаиерархиям двух разновидностей — автаркии и социализму (кроме США, в которых отклонение вектора в сторону С-структуры после Великой депрессии не вышло за пределы сектора II, — см. рис. 8). Таким образом, смешанная экономическая система, как сформировавшийся тип, возникает в ряде стран "триады" лишь после II мировой войны, в результате реформирования автаркий. В дальнейшем к этой группе стран стали присоединяться все новые государства, осуществляющие реформы С-направленности (к ним относятся ряд стран Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и Европы, в частности, Республика Корея, Чили, Бразилия, Испания, Португалия и др.).

С учетом социальных, политических и технико-технологических факторов, экономику смешанного типа можно рассматривать и как новую формацию (социальный рынок), и как стадию роста. В этом смысле предложенная нами структурно-функциональная модель экономики смешанного типа в основном согласуется с концепциями постиндустриального (Р. Арон) и сверхиндустриального (О. Тоффлер) общества, а также информационной экономики М. Пората.

СПИСОК ТАБЛИЦ И РИСУНКОВ Таблицы

Стр.

1. Характеристики типов систем по способу выбора целеосуществления.102

2. Среднегодовые темпы прироста промышленного производства в СССР, в %.243

3. Характеристики организационно-управленческих структур Н, Р и

С типов.268

4. Функциональные особенности организационно-управленческих структур Н, Р и С типов.270

5. Ввоз и производство сельскохозяйственных орудий и машин.372

6. Рост вкладов в деревне в 1912-1916 гг.3 73

7. Обложение крестьянского населения (одной души) в % по отношению к валовой продукции.375

8. Валовая продукция народного хозяйства СССР (1913-1924 гг.) . 383

9. Меры по переходу от мегаиерархии к смешанной экономике.419

Рисунки

1. Зависимость внутренней и внешней систем.62

2. Типы управленческих структур хозяйственных организаций.109

3. Различные типы U-образных кривых долгосрочных средних общих издержек.148

4. L-образная кривая долгосрочных средних издержек.150

5. Схема отраслевой структуры смешанной экономики по признаку масштабности элементов (организационно-управленческая пирамида) .175

6. Схема централизованного распределения ресурсов.241

7. Модель двойной обратной связи.265

8. Векторы развития экономических структур.272

9. Эволюционные циклы экономических структур.273

10. Динамика ВВП России и Китая.368

11. Факторы, лимитирующие производство.409