Город в экономических структурах стран Востока тема диссертации по экономике, полный текст автореферата

Автореферат диссертации по теме "Город в экономических структурах стран Востока"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

На правах рукописи

Алыпейх Али Сашр Хасан ГОРОД В ЭКОНОМИЧЕСКИХ СТРУКТУРАХ СТРАН ВОСТОКА Специальность 08.00.17 - Экономика развивающихся страд

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата экономических наук

Москва 1991

Работа выполнена в Отделе экономических исследований Института востоковедения Российской Академии Наук

Научный руководитель - кандидат экономических

наук

А.М.ПЕТРОВ

Официальные оппоненты - доктор экономических наук,

профессор Л.А.ФРВДМЖ

- кандидат экономических наук О.М.ИВАНОВ

Ведущая организация - Институт мировой экономики и

международных отношений Российской Академии Наук

Защита состоится "96 " сР"г&р<>-///л; 1992 г. в ¿1_час.

на заседании Специализированного Совета Д.003.01.05 по экономическим наукам Института востоковедения Российской Акаде-.. мии Наук по адресу: г. Москва, ул. Рождественка 12.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института востоковедения Российской Академии Наук.

Автореферат разослан " 1992 г.

Ученый секретарь Специализированного Совета по экономическим наукам, кандидат экономических наук ' /{Л^и^-^—

/

Н.М. ХРЯЩЕВА

© Институт востоковедения РАН,1992

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА. РАБОТЫ

Актуальность теш. Общее и особенное в экономическом развитии стран Востока - предает особого внимания самых различных востоко-Еедных школ. Сегодняшняя специфика развивающегося мира не является порождением XX в., ее истоки уходят в предыдущие столетия. Поэтому, чтобы полнее ответить на проблемы современности, необходимо более конкретно изучить причинную обусловленность их возникновения. Вместе с тем именно экономико-исторические аспекты эволюции развивающихся стран до сих пор в востоковедении не заняла подобающего им места. Опыт показывает, что даже сравнительно локальные темы такого характера способны высветить звенья очень крупных вопросов общественного развития или, по крайней мере, своей фактологией заставить взглянуть на старую дискуссионную проблему с иного ракурса. Не исключение в данной связи и функциональная роль города в хозяйственных структурах прошлого. Начатые с 80-х гг. в России исследования в этой области показали необычайную перспективность тематики. Оказалось, что она опосредованно выходит на причины современного отставания Востока от Запада, на фор-мационнне вопросы, многое объясняет в экономической природе тоталитарных (деспотических) систем, причем инструменты анализа далеко не исчерпаны. Последнее обстоятельство позволило диссертанту предложить свой путь научного поиска: через систематизацию полит-экономической мысли ХУШ - начала XX в., обобщение сделанного современны!® исследовательскими направлениями и сравнение всего этого с конкретикой Ближнего Востока.

В истории экономического развития Запада город явился одним из основных факторов, способствовавших трансформации всего общества в современное состояние. От того, насколько эта преобразующая фикция была свойственна восточному городу, нам станут яснее нынешние проблемы неравномерности развития как внутри "третьего мира", так и при его сопоставлении с промышленно развитыми странами. Отсюда возможность внесения новых корректив в стратегию

экономических и социальных приоритетов на будущее. Цели и задачи исследования: показать роль и место города в экономике традиционного Востока, выявить принципиальные отличия или возможные сходные черты с западноевропейской моделью, явившейся катализатором юормационных перемен. В связи с этим провести комплексный анализ политэкономических концепций, других направлений экономической мысли и спроецировать это на экономико-исторические материалы Ближнего Востока, рассмотреть возможности самобытной общественно-экономической эволюции региона вплоть до активного внешнего вмешательства Запада после промышленной революции. (Термин "традиционное общество" в диссертации понимается как общество, еще не подвергшееся массированному западному воздействию, и это служит хронологическим ограничителем теш). Перед диссертантом стояли также задачи проанализировать уровень товарно-денежных отношений между городом и сельской периферией, степень товарности сельского хозяйства (в том числе через коммутацию). Научная новизна работы заключается в попытке обобщения и анализа экономических воззрений на функциональную роль градационного восточного города от эпохи Просвещения до наших дней, в осмыслении с этих позиций ближневосточной специфики, во введении в научный оборот ряда оригинальных материалов и на их основе конкретизации теоретического положения о том, в какой мере в тог период городам региона необходим был сельский налогоплательщиц и в какой сельский рынок.

Практическая значимость исследования. Оценки и выводы работы расширяют и углубляют некоторые представления об общем и особенном в экономическом развитии Востока, показывают истоки многих современных тенденций, что может послужить материалом для ведущихся ныне исследований по данной тематике. Кроме того, в диссертации систематизированы взгляды крупнейших политэкономов прошлого на специфику общественного развития азиатских обществ и включение этих аспектов в курсы лекций по истории экономических учений принесет несомненную пользу. Ряд положений работы может представлять также интерес для лекционных вдрсов по экономике развивающихся стран и их социально-экономической истории. Автор намерен использовать материалы диссертации в своей преподавательской деятельности в Дамасском университете.

Теоретические и методологические основы исследования. В соответствии с задачами диссертации автору пришлось работать с тремя самостоятельными массивами источников а литературы, хотя в конечном

итоге все они оказались взаимоувязанными. В первой главе был рассмотрен комплекс политэконошческих работ прошлого. Она была построена по принципу критико-аналитического и историографического исследования с подробным комментарием вклада каждого ученого. По-этогду диссертант считает возможным отказаться в данном разделе реферата от механического перечисления фамилий авторов, так как в соответствующем контексте о них будет сказано подробно. Та же ситуация со второй главой, где проанализированы тенденции современной научной мысли. Третья глава (ближневосточная) - принципиально иная. В ней источниковедческая база сосредоточена в научном аппарате и потому здесь будет сделан краткий его обзор.

В первую очередь это средневековые и нового времени арабоязыч-ные первоисточники, созданные Лбу Йусуфом, Ибя Ханбалем, Аль-Ма-варди, Аль-Шафи, Аль-Абшихи, Аль-Астахари, Аль-Ддабарти, Лль-Дки-шарц Ибя Абдосом, Аз-Захири, . Кудамой, Ибн Аль-Каляниси, Ибя Саллямом, Ибя Табатибогл, Ибн Аль-^акихом, Ибн Хаукалем, Аль-Кала-кшанда, Аль-Макризи, Ибн Мискавейхам, Лль-Халеби, Ибн Батутой, Ибн Дчсубэйром. Экономико-статистические данные того периода почерпнуты у Аль-Будейри, Аль-Джахеза, Ибн Аль-Адима, Ибн Асакера, Ибя Ийаса, Аль-Кармела. По экономической истории стран Ближнего Востока среди арабоязычных авторов (западные даны во второй главе) в первую очередь необходимо назвать работы A.A. Абд-эр-Рахима, А. Ад-Доури, М.Аль-Абади, А.С.Аль-Али, Н.Аль-Атара, Р.Аль-Халеда, С. Аль-Хусари, М.Аль-Худари, С.Диодаи, А.Н.Думетта, Б.Курд Али, М. Курд Али, С.И.Кяшфа, Х.Муниса, й.Найсе, И.Нусхи, А.Рустума, Т. Сулеймана, Р.Аль-Барави, Аль-йззави, ¡Л.Дж.Сурура, О.Фарруха, А.Х. Харбутли, А.И.Хасана, З.М.Хасана, И.Х.Хасана, М.С.Хасана. По вопросам урбанизации использовались данные Дж.Аль-Гитани, М.А.Аяна-на, Б.Башура, А.Аль-Бунни, Ы.Ыусави, ГЛ,Надаи, 1.1.А.Османа, С.Саа-ди, А.Э.Сайида, А.Хамидэ. По современной экономике стран ближне-^-восточного региона важное значение дня диссертации имели труды И.Амера, Б.Ас-Сибаи, Х.Ар-Рифаи, М.Ага-Шарифа, А.Х.Хаддала, X.LIy-рси, М.А.Фридмана и некоторых других авторов. В работе также использовались материалы конгрессов, конференций, симпозиумов. Апробация работы. Диссертация обсуждена на засодашш Отдела экономических исследований Института востоковедения РАН. Структура дис.партятрт определяется логикой анализа проблемы - от наиболее общих, теоретических вопросов к конкретным. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы, излагаются цели и задачи работы, приводится обзор литературы и источников, обосновывается методика выполнения исследования.

Задача первой главы состояла в том, чтобы показать, как в политической экономии прошлого и экономической науке в целом формировался подход к пониманию специфики механизма функционирования традиционного восточного города, его места и роли в общественно-экономическом развитии, в общественном разделении труда. В главе доказывается, что сформулированное К.Марксом (со ссылками на некоторые наблюдения Ф.Бернье и Р.Дконса) положение о характере взаимоотношений на Востоке города и сельской периферий не является частным мнением или какой-то побочной в истории мировой экономической мысли идеей, причем противоречащей иным, сколько-нибудь заметным концептуальным подходам. Мысль о том, что если европейскому городу со времен феодализма нужен был сельский рынок, а восточному (и в древности, и в средние века, и в бблыпую часть нового времени) необходим был сельский налогоплательщик, зарождается и получает признание задолго до К.Маркса. Ее признавали и разрабатывали все виднейшие представители мировой науки, писавшие по данному вопросу. Она красной нитью проходит через французское Просвещение, через английскую политическую экономию, получает у К. Маркса наилучшее теоретическое оформление и обоснование и, наконец, признается и углубляется даже таким антиподом К.Маркса, как М.Вебер. В главе именно и показывается, как строилась эта концепция - дано ее сквозное развитие. Отсюда название главы: "Теория и исторйография вопроса в политической экономии нового времени. (Воззрения Ф.Бернье. А.Смита. Ш.Л.Монтескъе. Т.Р.Мальтуса. Р. Джонса. Дя.Ст.Милля. К.Маркса. М.Вебера)"

Вместе с тем вопрос об изучении идеи особого состояния восточного общества, совершенно отличного от западного, и вытекающей отсюда специфики базисного отношения "производство - распределена - обмен - потребление" можно начинать с Ф.Бернье лишь условно. Некоторыми важными исходными ориентирами для понимания механизма функционирования этой структуры эпоха Просвещения первоначально обязана не ему, а англичанину Т.Роу. Оя, побывав в начале ХУЛ в. в Индаи, пришел к твердым выводам, что на Востоке нет иной земельной собственности, кроме собственности монархов, что они -

наследники всех своих подданных. Такая постановка вопроса сразу проникает в самую суть общей проблемы особенностей социально-экономического развития азиатских обществ. Впоследствии К.Маркс, разбирая аналогичный тезис у Ф.Бернье, скажет по поводу отсутствия частной собственности на зашш: "Вот настоящий ключ даже к

т

восточному небу'.

Это первый шаг также к пониманию проблемы, поставленной в дас-сертации. Действительно, отсюда начинают строиться звенья единой цепи: раз отсутствует частная собственность, то характер обмена и распределения неизбежно другой, неизбежно другой (по сравнению с Европой) должна быть и роль центров такого распределения и обмена - то есть городов. Но все же Т.Роу еще очень абстрактен, он лишь провозвестник той концепции восточного деспотизма и функциональной специфики экономического существования азиатского города, которая впоследствии постепенно сформируется благодаря упошшутым научный направлениям и усилиям отдельных ученых. Однако везде и всегда анализу роли города в экономических структурах традиционного Востока будет предшествовать непременное признание всеми исследователями отсутствия частной собственности на основное средство производства - землю. (В современной науке, как можно убедиться по 2-й главе, такого единства нет; точка зрения автора по данному вопросу изложена в 3-й главе)

По Ф.Бернье (1625-1688), обязательным атрибутом отсутствия ïacTHoâ собственности, орудием, тормозящим общественный прогресс, являются восточнодеспотическая система "производства - распределе-ш - обмена - потребления" и особая роль в этой системе городов, sait центров внеэкономической эксплуатации. Ф.Бернье, двенадцать нет проживший в Азии, свидетельствует, что стоило только правящей элите покинуть город, как он вскоре вымирал, ибо туда переставали юступать средства, изъятые у сельской периферии. Ремесленники, да 1 практически все городское население были заняты обслуживанием знати, аппарата, войска, содержались за их счет. А раз исчезал юточник доходов, то городское производство было обречено на ги-5ель, ибо "обратной связи" с деревней у него не было. На примере 1ндии Ф.Бернье показывает, как вслед за правителем, решившим сме-гать место пребывания, переселялись целые толпы ремесленников.

Вместе с тем не следует примитизировать формы таких пврерас-

• К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. Т.28, с. 215.

пределительных процессов в пользу городского ремесленного производства. Ф.Бернье указывает, что кроме содержания ремесла путем прямого внеэкономического изъятия деспотом и его окружением прибавочного сельскохозяйственного продукта и столь же непосредственной передачи части его собственным ремесленникам, существовали и другие, более сложным образом опосредованные обменом схемы перераспределения. Часть городских ремесленников работала на разовый заказ (по-сути по найму), еще часть получала средства к существованию через купцов, скупавших изделия и реализовывавших их потребителю. Все это, одаако, не меняло сути происховдения оплаты городского ремесла: первоисточник у всех форм был один - внеэкономически изъятый деспотом у крестьян продукт, распределенный им среда бюрократического аппарата и армии и уже таким образом прямо или опосредованно через купцов попавший в руки ремесленника. Другой вопрос, что внеэкономические методы вовсе не предполагали отсутствия товарно-денежных отношений. Более того, в средневековой Азии они были достаточно развитыми. Развернутого анализа такого парадокса у Ф.Бернье мы не найдем. У него есть лишь начальные подхода к объяснению того, как натуральный продукт, изъятый у крестьянина, затем получал денежную форад. Но, как мы увидим в дальнейшем, эти подходы органично встроятся в позднейшие концептуальные разработки о том, что товарно-денежные отношения охватывали не все общество, а функционировали почти исключительно в городском пространстве и внешней торговле, которая была продолжением той же восточной системы "распределения - обмена - потребления" хотя уже в международном масштабе. Главная заслуга Ф.Бернье в ясном показе, что традиционному азиатского городу сельская периферия нужна' лишь как источник средств (налогов), но не как рынок сбыта своей продукции.

Для А.Смита (1723-1790) с его рационалистической философией, идеей экономического прогресса, где в центре стоит свободный индивид, такой характер взаимоотношений противоестественен, даже абсурден. В главе "О естественном развитии благосостояния" "Богатства народов" этот величайший мыслитель так пишет о единственном для него разумном процессе общественного воспроизводства: "В каждом развитом обществе главный товарообмен происходит между городскими и сельскими жителями. ... Все выгоды их обоюдны и взаимно обусловлены, и разделение труда в данном случае, как и во всех других, выгодно всем лицам, посвящающим себя различным занятиям,

на которые труд подразделяется. Жители деревни покупают у города большее количество промышленных изделий в обмен на продукт гораздо меньшего количества их собственного труда, чем сколько им пришлось бы затрачивать в том случае, если бы они попытались сами производить эти изделия"*.

Прямой анализ противоположной - азиатской системы взаимоотношений города и деревни, ремесла и сельского хозяйства у А.Смита довольно расплывчат, но в главе "О земледельческих системах или о тех системах политической экономии, которые признают продукт земледелия единственным или главным источником дохода и богатства каждой страны" он блестяще справляется с этой задачей косвенным образом - через уничтожающую критику физиократов. Лидер этой школы Ф.Кенэ и ее рядовые представители, как известно, были приверженцами конфуцианской доктрины: земледелие ствол, все же остальное ветви.

Еще более значимые шаги были сделаны Ш.Л.Монтескье (1689 -1775). Для него совершенно не представляет секрета то, как функционирует экономический механизм азиатских деспотий, за счет чего они существуют, как еновь и вновь хозяйственно воспроизводят себя. Об этом, в частности, подробнейшим образом говорится в главе НИ трактата."О духе законов", так и именующейся "Идея деспотизма". Здесь прямо указывается, что государь в таком государстве является владельцем всех земель, частная собственность отсутствует (или не закреплена законом), дохода, следовательно, также перераспределяются централизованно, а товарно-денежные отношения зачастую приобретают уродливую форму, так как общественное разделение трупа и его орудие - торговля лишены необходимой им свободы. Торговля в таких странах нередко монополизируется деспотом или, по крайней мере, контролируется им. Ш.Л.Монтескье уже очень близко стоит к тому развернутому пониманию характера экономических структур градационных восточных обществ, особенностей разделения труда в этих структурах, всеобъемлющая панорама которых была воссоздана грудаш ученых последующей эпохи - Т.Р.Мальтусом (1766-1834), Р. Одонсом (1790-1855) и Джоном Ст.Миллем (1806-1873).

Они были не только выдающимися политэкономами, но и крупней-иими знатоками Востока. Т.Р.Мальтус и Р.Даояс долгие годы проработали профессорами политической экономии Ост-Индского колледжа в

" А.Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов. 1., 1962, с. 279.

Лондоне, готовившего специалиотов-практиков для управления азиатскими колониями. Дж.Ст.Милль получил образование под руководством отца - Джеймса Ст.Милля - блестящего экономиста, историка, крупного деятеля Английской Ост-Индской компании, который к тому же написал первое фундаментальное исследование по истории Британской Индии. Сам Джон Ст.Милль тоже отдал службе в этой компании четверть века. Поэтоаду во всех трех случаях перед нами уникальное сочетание теоретических знаний и богатства конкретной информации, полученной из первых рук.

Т.Р.Мальтус занимался интересущей нас проблемой в связи с ее способностью вскрыть причины низких темпов роста населения, или даже его падения в странах Востока (здесь не подходили принципы, предложенные иы же самим для объяснения высоких демографических темпов на Западе). Т.Р.Мальтус включает в свой набор аргументов изъятие у восточного крестьянина не только всего прибавочного, но и части необходимого продукта (т.е. сверхэксплуатащю, ведущую к снижению численности населения), практическое отсутствие гарантированной частной собственности (что является залогом воспроизводства механизма деспотии) и, наконец, показывает роль города, который на Востоке в отличие от Запада господствует над сельской периферией, будучи резиденцией аппарата деспотии или самого правителя, существует на средства, внеэкономически изъятые у деревни -таким образом исключая принцип равноправного разделения труда между городским промышленным (ремесленным) и сельскохозяйственными секторами. Вместе с тем у Т.Р.Мальтуса-еще опущены некоторые важные составляющие понимания механизма неэкономического перераспределения сельскохозяйственного продукта в пользу города. Из его высказываний может создаться достаточно противоречивое впечатление с одной стороны существует ценовой механизм (присутствуют товарно-денежные отношения в реализации продовольствия), с другой - налицо внеэкономическое принуждение. В общем, это тот же камень преткновения, с которым мы встретились у Ф.Бернье. Первым начнет масштабно решать данный вопрос Дж.Ст.Милль.

По характеру лекций Р.Джонса в Ост-Индском колледже можно вполне определенно понять, какое мировоззрение он формировал у тез кто впоследствии должен был взять в свои руки бразды правлеяия колониями Англии на Востоке, заняться там реформаторской деятельностью. Более того, ученый предупреждает, с чем его подопечным придется столкнуться: "В Азии монархи всегда обладали исключитель-

яш правом собственности на землю в своих владениях и они сохранили это право и до настоящего времени в его полной и зловещей неприкосновенности... Именно эта всеобщая зависимость от трона в средствах существования и является действительной основой несломленного деспотизма на Востоке так же, как и доходов монрахов и формы, которую приняло общество под ИХ пятой"*.

К характеристике функциональной роли восточного города Р. Джонс идет несколькими путями, в частности, через анализ социальной структуры азиатских обществ. Исследователь указывает: "Собственнические права монарха и его широкие и практически неограниченные права на продукты земледелия мешают образованию какого-либо действительно независимого класса на земле". Распределяя эту ренту, правитель содержит наиболее, влиятельную часть населения, состоящую из гражданских и военных чиновников. "Остаются только жители городов, которые могли бы сдерживать власть монарха. Но большинство из них кормится расходами монарха и его слуг" - "существование городов Азии зависит от местных расходов правительства", в результате чего "горожане являются буквально наиболее беспомощной и порабощенной частью населения"2. У Р.Джонса наиболее ярко представлеяы характер одностороннего перераспределительного процесса в пользу города и то, как деревня содержала городское ремесло. Однако в отличие от своих предшественников Р.Джонс ведет уже вполне конкретный разговор не только о разделении ремесленного и сельскохозяйственного труда внутри деспотий в целом, но и о размежевании этих двух сфер деятельности в сельских общинах. Так как городское производство, по словам Р.Джонса, обслуживало потребности исключительно самого города, то сельский производитель вынужден был находить пути удовлетворения подобных запросов каким-то 1ным способом. Это привело к появлению и закреплению параллельной ремесленной структуры, действующей в рамках сельского общества. Такое наблюдение очень важно и является одной из ключевых теорети-теских проблем особенностей общественного разделения труда в традиционных восточных обществах. Эта экономическая "двуслойность", зпервые среди политэкономов подмеченная Р.Джойсом, впоследствии юслужит исследователям фундаментом для разработки концепции "двух зетвей ремеслеяного труда", материалом в дискуссии об истоках

■ Р.Джожс. Экономические сочинения. Л.,1937, с. 29.

* Там же, с» 101.

"дуальности" современных хозяйственных структур в развивающихся странах, исходной точкой при поиске именно в экономическом пространстве сельской периферии эмбриона города нового типа - т.е. достаточно близкого к европейской модели.

Все эти, а также большинство ранее проанализированных компонентов вошли в концепцию Дж.Ст.Милля о социально-экономическом устройстве традиционных азиатских обществ, понятие же того, что мы назвали "параллельными структурами", было им углублено и обогащено конкретикой. Правда, как и Р.Джонс, Дгх. Ст..'Лилль, в отличие от современных исследователей, еще не дифференцирует сельское вну триобщинное и межобщинное ремесла (последнее оказалось более перс пективным в разрушении старых порядков), но этот ученый первым различил другое. В монолите государственной собственности на землю (таким он казался прежним исследователям) Дд.Ст.Милль сумел различить трещины - элементы прото- и частнособственнических отношений. И речь здесь идет не о том процессе приватизации земельного фонда, который по инициативе английских колониальных властей начался в XIX в. в Индии, а о самобытном импульсе, зародившемся в предыдущие времена. Другой вопрос, что этот импульс усиленно пс дазлялся действиями деспотии и удерживал перемены на эмбрионально стадии. Но тогда понятно и иное: почему Восток, когда колониализм снял этот пресс, принципиально оказался готов к восприятию институтов частной собственности и через них - к перемене характера взаимоотношений города и деревни.

7 Дя.Ст.Милля уже собраны все составляющие того особого состс дния восточных обществ, которое К.Маркс назовет азиатским способе производства. Однако есть и такое, в чем оя опередил и К.Маркса, и М.Вебера, и многих современных исследователей. Им были заложень основы объяснения особенностей товарно-денежного обращения на трг дициояном Востоке. Ученый проанализировал все стада движения сельскохозяйственного продукта, чтобы установить: с самого ли начала он превращается в товар. Оказалось, что товарно-денежные отношения являются в основном внутригородским феноменом, сущесгвующш, изолированно от остального общества, т.е. при таком стечении обстоятельств, при котором внеэкономически изъятый продукт, оказавшись в городе, получал форду товара, пройдя через каналы взаимодействия аппарата деспотии и торгово-ростовщического капитала. Использование денежных инструментов было призвано лишь облегчить перераспределительный процесс внутри имущей прослойки и к вовлечь

шда крестьянина в рыночные отношения это практически не вело. Дж.Ст.Милль подчеркивает, что все эти коммерческие операции "относятся главным образом к той части продукта страны, которая составляет доходы правительства"''".

Исходя из всего сказанного выше, нельзя не согласиться, что то, о чем писал К.Маркс в отношении базисных и надстроечных институтов традиционного Востока (и что многим исследователям 'до сих пор.представляется почти исключительно его умозаключениями, при*-чем достаточно спорными) на самом деле подготовлено всем предыдущим ходом развития научной мысли. У него тоже государство верховный собственник основных средств производства и единственный первичный владелец прибавочного продукта, который затем перераспределяется по всей служебной иерархия. Нет прав наследования, правительство осуществляет крупные общественные работы, сельская община носит самодовлеющий характер, хозяйства города и деревни экономически не связаны. У азиатского города паразитическое отношение к сельской периферии; он резиденция властей, а в том случае''," когда является международным торгово-ремесленным центром, все же остается перераспределителем неэкономически изъятого продукта, но уже нз"избыточных фондов" не одной, а нескольких деспотий. По словам К.Маркса, города Азии "нарост на экономическом строе"2.

Но снижает ли все сказанное здесь значимость сделанного в этой области К.Марксом? Отнюдь нет. Непреходящая ценность его характеристик в качественно ином, чем у предыдущих исследователей использовании: они служат ему составной частью создания теории формаций и особенно концепции азиатского способа производства. Функциональная роль восточного города - один из ключевых принципов этой концепции.

Завершает "классический"период развития теории города на Востоке М.Вебер (1864-1920). То, что деятели эпохи Просвещения и большинство ученых XIX в. называли еосточной деспотией, а К.Ыаркс азиатским способом производства М.Вебер именует "государственным социализмом" ("Аграрная история древнего мира") или "служебным феодализмом" ("Город"). Отсюда не следует делать вывод, будто исследователь ицет какие-то параллели с европейским феодализмом -государство на Востоке, по М.Веберу, господствует над всем. Он пи-

* Дж.Ст.Милль. Основания политической экономии. Киев.1896,с.15.

2 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. Т.46. 4.1, с. 470.

шет: "Если и существовали здесь зачатки общего вотчинно-феодаль-иого развития в государственном строе, то во всяком случае они так и остались зачатками к' государство осталось по существу государством чиновников"^. Впрочем, к формационным характеристикам М. Вебер достаточно равнодушен. Его в большей степени интересует анализ конкретных принципиальных отличий эконотческих и социальных структур Востока и Европы. В частности, ученый находит новые аргументы в пользу этого, сравнивая способы существования их городов ("полной противоположностью в условиях развития азиатских городов, - замечает М.Вебер, - является развитие города средневекового Запада"^). Мы не будем повторять то, в чем ученый следует сложившейся исследовательской традиции (неэкономическое перераспределение сельскохозяйственного продукта в пользу городского производства, отсуствие "обратной связи" между городом и деревней и т.д.), а остановимся на анализе городской общины Запада и ее противопоставлении городскому устройству в восточных деспотиях. М.Ве-бер предупреждает, что многие внешне сходные черты организации хозяйственной ¡казни городов Востока и Запада не должны затмевать главного: "Как и азиатский или восточный город, он (западный город - С.А.А.) был и местом рынкам средоточием торговли, и промышленности, и крепостью. И здесь и там мы видим купеческие гильдии и ремесленные цехи, создававшие для своих членов автономные положения". Однако именно западный город "был тем местом, где совершался переход из несвободного в свободное состояние"^. Этот город, помимо своей независимой экономической функции, политической обособленности, административно-судебной автономии, обладал еще' одной, пожалуй, самой главной прерогативой - он был "присяжной коммуной" добровольным объединением свободных граждан, заключивших договор о защите взаимных интересов. Это самоуправление, с одной стороны, и независимая сельская округа, с другой, были залогом равноправного разделения труда. Восток ничего подобного не знает.

Таким образом, на примере Запада мы видам, что город выступает преобразующим фактором всего общества: он вовлекает деревню в рыночные отношения, хоронит феодализм и является провозвестником капиталистической формации. Но у восточного города, как нас убеждает политэкономичеекая мысль ХУШ - начала XX в., такого фермен-

* М.Вебер. Аграрная история древнего мира. М., 1923, с.71.

2 М.Вебер. Город. Пг. 1923, с. 28.

3 Там же, с.28 - 30.

тирующего свойства нет. Отсюда казалось, бы окончательно ясна вся несопоставимость путей исгорико-экономического развития Востока и Запада. Однако исследования XX в. значительно усложнили картину, подвергли сомнению прежние вывода, заставили ученых искать новые концептуальные подходы и аргументы.

Этиад,вопросам посвящена вторая глава, так и названная -"Современное состояние изучения проблемы".

По сравнению с К.Марксом М.Вебер в меньшей степени подвергся критике. Его взгляды часто поддерживают исследователи самых различных формационных убеждений. Возможно это в немалой степени связано с тем, что он никак не проявляет своего отношения к формально конкретному понятию азиатского способа производства, являющегося, как мы увидим ниже, чуть ли не .главным камнем преткновения в спорах о характере традиционного азиатского города. Тезис М.Вебера об отсутствии города и горожанина как социального феномена в мусульманских страдах, да и на всем Востоке особо был поддержан западной мыслью. Это Л.Хаураяи, X.Роберте, И.Лагшдус, М.Шабан, Б.Тернер, С.Стерн, Ш.Исави (им, правда, в большей мере восприняты экономические аспекты). Наконец, неоспоримым веберианцем выступает К.-А.Витфогель, создатель концепции "восточного деспотизма". Близкие М.Взберу взгляды существовали и существуют в русском востоковедении. Еще в конце прошлого века русский правовед И.Г.Нофаль указывал на враждебность османского правосознания самоцу принципу частной собственности. В последние годы с утверждением, что османский шариат не содержал никаких гарантий личности, отрицал ценность индивида, его личных стремлений и прав выступил Н.А.Иванов. Близки позиции также В.Я.Белокреницкого, Э.С.Кулышна.и особенно Н.А,Симонии, который самым активным образом использовал М.Вебера в своей концепции города в формационном развитии.

Основных мотивов неприятия идей М.Вебера, пожалуй, два. Первый продиктован отрицанием всего того, на что прямо яе указывает ортодоксальный марксизм (напр., В.Н.Никифоров). Второй - это нежелание видеть какие-либо значимые отличия в западных и восточных путях развития (напр., К.З.Аирафян). Но если следовать этой точке зрения, то надо закрыть глаза на те итоги, к которым пришли в XX в. развитые и развивающиеся страны.

Примечательно, что богатство средневековых восточных городов, развитость в них ремесел, торговли (в том числе внешней) навели некоторых ученых на мысль, будто там уже с этого времени стали

развиваться подлинные капиталистические отношения (речь не идет о торгово-ростовщическом или торговом капитале). К'таким выводам, например, пришли Э.Аштор, К.Н.Чаудхури, А.И.Чичеров. Вместе с тем ряд исследователей, занимавшихся прежде исключительно фактологической стороной экономической истории города, тоже опираясь на количественные методы, теперь вдруг категорично заговорили об азиатском способе производства. В первую очередь к ним следует отнести П.Бэрока (см. его монографию "От Иерихона до Мехико"). Но, справедливости ради, надо сказать, что позиции большинства современных последователей идеи азиатского способа производства в ходе многочисленных дискуссий (начавшихся в 20-е гг. и продолжающихся поныне) подверглись небезосновательной критике. Однако вместо того, чтобы к ней прислушаться и найти новые контраргументы, фактологически и теоретически дополнить К.Маркса, перед наш на протяжении десятилетий (у Е.С.Варги, Н.Б.Тер-Акопяна, Л.С.Васильева и др.) представал удивительный в своей неизменной ортодоксии подход. Современные исследования показывают, что нельзя отрицать особенно с позднего средневековья прорастание элементами частнособственнических отношений массива государственной собственности. Пусть эти ростки были слабы. Порой они были, как их называет С.М.Иванов, "суррогатами частной собственности" или переходной формой от принципа неотчуждаемости (напр., "иджарейтейн"' у М.Мейера), но движение было, и вот как раз это и не укладывается в ту статичную схему, которую из себя представляет традиционное толкование азиатского способа производства.

Ученые по-разному пытались найти выход из создавшегося тупика. Б.Дэйви, например, считал, что ыы имеем дело с особой докапиталистической формацией, название коей еще не найдено. Более широкое распространение получил так называемый "восточный феодализм". Это было реакцией на явную несостоятельность попыток провести сколько-нибудь убедительные параллели с ситуацией на Западе. (Даже стадиально-^ормационная характеристика В.И.Павлова на смогла решить проблему феномена города) Однако и в "восточном феодализме" город, не укладывающийся в феодальную и тем более в протокапита-листическую структуру, разрушал любую предлагавшуюся конструкцию. В этой связи показательна позиция И.М.Смилянской. Как заметил О.Г. Большаков, она, рассматривая экономику и социальную структуру Сирии ХУЛ - ХУШ вв., ни разу не назвала город феодальным. Сам О.Г. Большаков тоже полагает, что средневековый арабский город во ыно-

гом противостоит характерным признакам феодализма. Отсутствует характеристика города как феодального даже на протяжении большей части нового времени у китаеведов О.Е.Непомнина и А.А.Бонцаяина. О том же говорят на примере Могольской Индии Л.Б.Алаев и Ирана конца ХУШ - начала XIX в. Н.А.Кузнецова.

По всей видимости такой город не просто инородное тело в феодальной формационной схеме (где он связующее звено с капитализмом), но и фактор, лишающий'смысла эту схему. Именно благодаря городу (как результату общественного разделения труда) феодализм на Западе приобрел законченную форму, т.е. превратился в единственно тлеющее внутреннюю логику понимание формации, которая приходит на смену прежней и рождает в себе будущую. "Феодальная формация, следовательно, содержит в присущем ей принципе разделения труда между городом и деревней залог своего расцвета с своей гибели"*. По замечанию Н.А.Симонии, этот "восточный феодализм" - очень странный феодализм, не имеющий одного из самых главных своих фор-мационно образу пцих признаков - города.

Помимо таких разногласий в общих подходах не меньшую сложность для исследователя представляет разнобой в точках зрения на более конкретные вопросы, в частности, на проблемы коммутации, особенности товарно-денежных отношений, денежного обращения и торговли. Всему этому в главе посвящен специальный раздел.

В отличие от XIX в. у современных востоковедов крайности в размежевании мнений просто поразительны. Например, И.Хабиб, Н.Сид-дикл, К.З.Ашрафян считают, что процесс перевода налогов из натуральной в денежную форму в Индии в ХУ1 - ХУЛ вв. вообще завершился и потому развитость товарно-денежных отношений между городом и деревней не вызывает сомнений, тогда как Д.Гадгил, Н.Совани, С.Дж. Патель, Н.И.Семенова относят сколько-нибудь заметный рост коммутации лишь к XIX в. Близкая ситуация и в других страноведческих направлениях (напр., в китаеведении Ыан Юэ и Л.В.Симоновская). Однако самое сложное в этой проблеме то, что стороны оперировали вполне конкретным цифровым материалом, причем не пытаясь подвергнуть сомнению достоверность использованной оппонентом источниковедческой базы.

Наиболее оптимальным решением данного вопроса, по мнению диссертанта, к настоящему времени можно считать исследования Н.М.Гу-ревича (Индия, Китай) и М.С.Мейера (Османская империя). Собствен-

* "Город в формациояном развитии стран Востока". Отв. ред. H.A. Симония. М., 1990, с. 154.

аые изыскания диссертанта (см. Гл. 3) совпадают с их выводами.

То была в основном счетная коммутация. Именно она, а не действительная коммутация причина появления и со временем все более полного отражения в статистике поступлений по поземельному обложению в денежном выражении - т.е. деньги здесь функционировали не как средство платежа, а как мера стоимости. Отсюда и объяснение большей части тех многочисленных свидетельств источников, которые послужили ряду ученых поводом для ошибки. Попытки заменить сельские натуральные налоги деньгами на самом деле предпринимались восточными правителями неоднократно. Удобств это сулило множество: унифицировалась вся система налогообложения, армию можно было перевести на денежное жалование, снижались хищения, неизмеримо усиливались позиции центральных властей и подрывался сепаратизм наместников. Именно внешняя привлекательность, а не социальные потенции общественного переустройства, коими чревата коммутация, была побудительным мотивом действий реформаторов в восточных деспотиях, но это одновременно обусловило неудачи. Процесо действительной коммутации конечно шел и в указанное время, однако его нельзя преувеличивать. Если бы колониальные власти или собственные реформаторские правительства в XIX - начале XX в. нашли хоть сколько-ниубдь развитой механиз товарно-денежных отношений между городом и деревней, крестьянским хозяйством и внешним миром, им бы не пришлось заново проводать земельно-налоговые реформы, не было бы необходимости в несколько раз снижать норму поземельного налогообложения, чтобы поднять хотя бы в минимальной степени платежеспособный спрос крестьян на местные городские или европейские мануфактурные изделия. Последнее обстоятельство - выявление закономерности между ростом действительной коммутации, развитием сельско-городских товарно-денежных отношений и снижением нормы налогов в странах Азии - пожалуй является одним из ключевых аналитических инструментов в интересующем диссертанта вопросе.

Существенный сдвиг произошел также в изучении присутствия на Востоке довольно развитого денежного обращения как внутригородского и внешнеторгового феномена. Вновь введенный в научный оборот материал дал возможность ряду ученых подтвердить тезис о том, что эти товарно-денежные "оазисы" были искусственны, ибо шнались за счет внеэкономических изъятий. В частности, огромную роль здесь играла откупная система - чрезвычайно удобный для деспотий перераспределительный механизм, причем так ими отрегулированный, что, как правило, исключавший возникновение противобо^ свущего начала.

Сам же факт развитости внутригородской, межгородской и международной торговли в традиционной Азии объясняется значительными материальными ^богатствами ее цивилизаций (здесь все определял изымаемый огромный прибавочный продукт).

На выработку позиции диссертанта о внешни связях оказала влияние также точка зрения Г.К.Широкова. Он берет гораздо более близкий к нагл хронологический период - то время, когда колониализм уже полным ходом трансформировал экономические структуры восточных обществ, в том числе ' роль города в общественном,разделении труда. Но так раз выводы ученого позволяют показать, что даже в это вре-. мя характер эксплуатации сельской периферии и то, что мы наблюдали в "классический" период традиционной Азии в отношениях между городом и деревней все еще в значительной мере сохраняли свои прежние черты. Нередко происходила только внешняя модификация: азиатскому колониальному городу теперь очень часто нужен был внешний рынок и сельский налогоплательщик - т.е. вновь мы видим, что определенная часть продукта превращается в меновую стоимость, в товар не в; результате роста общественного разделения труда и первоначальных мотивов его изготовления, а лишь вследствие внеэкономического принуждения, и само это превращение происходило в руках не производителя, а государства, землевладельца или торговца-ростоз-щика. Таким образом даже в позднеколониальный период, когда трансформация восточных обществ пустила достаточно-.глубокие корни, то-варизация экономики обгоняла реальное общественное разделение труда.

Надо сказать, что тенденция о нерыночных формах организации хозяйства на традиционном Востоке в современной науке явно преобладает, в чем можно убедиться не только по предыдущему обзору, но и на примере исследований Н.А.Иванова, Н.Тодорова, Г.Баер, Абдул-Рахима Абу Хусейна, С.Фарохи и многих других ученых, мнения которых явились предметом анализа в настоящей диссертации. Однако, несмотря на то, что отмеченная специфика товарно-денежных отношений вроде бы дает дополнительные доводы в пользу совершенно особого пути исторического развития Востока, тем не менее тупиковая ситуация формационного объяснения по ряду важнейших позиций все же остается. При наличии явно "нефеодального" и "антипредка-питалистического" города невозможно отрицать не только элементы, но и рост частной собственности, постепенное разложение общины, возникновение "независимых" ремесел, повышение товарности сельс-

кого хозяйства на протяжении всего позднего средневековья и "неколониального" периода нового времени. Разбору этих вопросов на материалах новейших.: исследований посвящен заключительный раздел второй главы.

В данной связи особого внимания заслуживает предложение авторов "Города в формационном развитии стран Востока" рассматривав азиатский способ производства как трансформирующуюся систему ("прорастающую" элементами новой, более совершенной феодальной формации). Это неплохие контрдоводы на возражения, что с определенного периода в Азии наряду с государственной стала возникать частная собственность, наряду с общинным - индивидуальное землевладение и землепользование, наряду с прежним типом товарно-денежных отношений - новый тип. В предыдущие времена к разработке такого варианта ученые не прибегали, хотя некоторые тенденции в мировой экономической мысли сведете, ьствуют, что идея назревала. Известны, например, размышления Я.Маббета о возможностях поступательного развития традиционных восточных обществ, замечание Л.Крейдера о том, будто азиатский способ производства вряд ли является стадией стагнации, попытки Й.Сертеля понять, почему явно нефеодальное османское общество нельзя втиснуть в рамки догматически интерпретируемой концепции К.Маркса. О "пронизанности" восточных обществ еще в доколониальный период определенными элементами частнособственнических отношений, о постепенном (поступательном) разрушении деспотических структур, появлении социально-экономической дуальности, когда на смену части старых формационных признаков приходят ростки новой формации, свидетельствует также появившееся в самое последнее время в китаистике исследование Н.И.Тяпкиной.

Как показывают авторы "Города" (Н.А.Симония, А.М.Петров), на стадии умирания азиатского способа производства (а это колониальный период) наряду с исчезавшим городом традиционного типа и наряду с привнесенной извне чисто колониальной моделью все бблылую силу набирали самобытно возникавшие торгово-ремеоленные центры, основанные на равноправном разделении промышленного и сельскохозяйственного труда. Может создаться впечатление, будто это близко к "концепции артикуляции" (К.Мейясы, П.-Ф.Рея и Б.Дк.Бермаяа), обычно понимаемой как иерархическое соединение нескольких способов производства. Но данная концепция ориентирована исклннительно на колониальные структуры, тогда как в "Городе" доказывается возможность самостоятельного зарождения преобразующего импульса, что

является важным свидетельством собственной динамики азиатского способа производства. Действительно, это имеет ключевое значение, ибо внутренний импульс показывает намечавшийся (хотя и не сбывшийся) вариант дальнейшего "чистого" формационного пути восточных обществ, учет же внешнего фактора дает фактически сложившуюся картину колониального и современного формационного синтеза.

Большой вклад в поиск эмбриона нового типа разделения труда и соответствующего ерлу города (вернее, протогорода) на традиционном Востоке внес А.П.Колонтаев. Его выводы скорректировали решение этих вопросов в теме диссертации. Он не ограничился дальнейшей разработкой концепции "двух ветвей ремесленного труда" (внутригородской и сельской), а расчленил вторую ветвь на две самостоятельные - на общинные и необщинные ремесла. Исследователю удалось показать, как на базе именно необщинных ремесел, их концентрации в отдельных поселках (которые иногда давали начало городам) Шной и ]Ого-Восточной Азии, а также в Китае возникали новые формы производства. (Отдельно по Китаю обширнейший материал об эмбрионах нового города в позднее средневековье - о ш, чяэнях и тому подобных торгово-ремесленных поселениях обобщен у А.А.Бокщанина)

Не следует исключать еще одного источника возникновения экономически равноправных взаимоотношений города и деревни. При всей малой изменчивости деспотического города в нем тоже, как показывают проработанные диссертантом материалы, пробивали себе дорогу тенденции к свободному товарному обмену с деревней. Но все это вплоть до второй половины XIX в., а в некоторых странах Азии и гораздо позже находилось на начальных этапах преобразований -пока не был снят пресс старых структур.

Вместе с тем не надо сбрасывать со счетов негативные последствия прямого западного давления (или под его влиянием собственных попыток на Востоке ускорэнкого реформаторства). Эти резкие перемены, вклинивание в неподготовленные или недостаточно гибкие для органичного восприятия таких новаций общественные структуры неизбежно вели к экономически масштабной гипертрофии структурных элементов. Возникало новое - многоукладное', синтезированное качество. Соответственно, наступал новый этап и в функциональной роли восточных городов, уже достаточно близкий к современному.

Целью третьей главы была проекция всего изложенного выше на фактические материалы ближневосточных обществ (соответствие или

несоответствие с теорией и опытом других стран). В главе сделала попытка проследить преемственность (или возможную эволюцию) взаимоотношений города и деревни, используя наиболее характерные сведения нескольких исторических эпох. Как будет показано ниже, древность в изучаемом регионе по ряду основополагающих социально-экономических параметров очень часто перекликается не только со средними веками, но и с гораздо более поздним временем (хотя, конечно, материальная основа цивилизационного развития имела' другую динамику). Это и побудило диссертант» к такому хронологически сквозному анализу. Название главы: "Условия и возможности общественного разделения труда у города и сельской периферии в традиционных; обществах Ближнего Востока".

В свое время часть исследователей пыталась найти параллели между античным полисом и городами-государствами древнего Ближнего Востока. Несостоятельность таких аналогий ясна хотя бы из того, что существование греческого и римского полиса немыслимо без частной собственности. Он лишь центр поселения землевладельцев (частных собственников) - свободных граждан в рамках единой общины (общины-государства) , тогда как практически все материалы о ближнё-восточных городах-государствах говорят совсем о противоположном. Вся территория государства, в том числе и город находились во владении царя. Городское население в основном состояло из служилого сословия, лично зависимого от правителя. Оно в оплату за службу получало землю для обработки, но не являлось ее собственником. Все общество делилось на "царских людей" и "земледельцев царя".

Надо сказать, что принципиально этого положения не изменила и эллинистическая экспансия, хотя, казалось бы, завоеватели - создатели полисной системы - должны были заменить ею те городские формы, которые им были чужды. Х.Робертс особо отмечает поверхностность так называемой "трансплантации городских форм" при греках, а затем при римлянах. Можно было построить новый город в незаселенной местности и перенести туда полисную хозяйственную и социальную организацию античного общества. Но в основной новые урбаниза-ционные процессы шли на землях среди издревле обрабатывавшихся сельскохозяйственных пространств. И вот здесь скопировать полис как систему взаимоотношений "город - сельская периферия" было гораздо сложнее. Переносимые институты плохо прививались на местной почве из-за противостояния им общества о тысячелетними традициями иной структуры общественных отношений, организации производства

(без крупных работ, руководимых правительством,здесь трудно было обойтись) и т.д. Но у новых господствующих слоев не было и особого желания добиваться коренных перемен. Греки, а затем римляне пришли как завоеватели. Они получили возможность овладеть сельским прибавочным продуктом без особых ухищрений, просто взяв за основу прежний объект эксплуатации и по мере необходимости готовые каналы для перекачки данного продукта. Таким образом была создана как бы надстройка в виде "псевдополисной" системы (с коллективным внутригородским самоуправлением для пришлого населения) и посажена она была на прежний базис. Даже в тех ближневосточных полисах, которые приближались к классическому праобразу, власть центральных государственных органов (а она мало чем отличалась от обычной восточнодеспотической) чувствовалась достаточно сильно. (В Магрибе, судя по выводам М.Ф.Видясовой, дело обстояло несколько иначе) Деревня же, как и прежде, содержала и власти, проживавшие в административных центрах, и храмовых жрецов (являвшихся частью управленческого аппарата), и ремесла, их обслуживавшие.

Вообще уже в саше древнейшие времена в простейшей административной структуре - деревня-храм - видна вся последующая пирамида типично восточнодеспогического перераспределения прибавочного продукта и способа существования городов на Ближнем Востоке. Общинная собственность первоначально основывалась на собственности храмов на землю, жрецы осуществляли управленческие функции и изъятие прибавочного продукта. В эпоху городов-государств главу жрецов сменил царь с соответствующим аппаратом. Затем последовало более широкое государственное образование - централизованное государство, основывавшееся на тех же принципах. Правда, здесь потребовалось промежуточное управленческое звено для локальных хозяйственных пространств (в Египте - "ном"). В период ослабления централизованных государств низовые структуры продолжали сохраняться, превращаясь на время в миниатюрные деспотии (ею мог стать даже ном) с всеобъемлющим правом собственности и управленческим механизмом. А так как они были зеркальным отражением своих крупных предшественников надстроить новую сбъединявщую систему не составляло особого труда.

Документы и исследования позволяют говорить о наличии в эллинистический и даже более ранний период таких моделей откупной системы, внутригородского (изолированного) денежного обращения,"оазисов" международных товарных отношений, которые были нами рассмот-

рены в предыдущих главах и соответствуют азиатскому способу производства. Практически идентичный монополизм государства на торговлю и ремесленную деятельность мы встречаем и в древнем Угарите и в греко-римскую эпоху. Точно также близкие формулировки о безраздельном владении землей государем (это дар богов) можно найти и в древнейшем Уре и в надписях эллинистического периода.

Вместе с тем было бы не совсем правильным полагать, будто такая беспредельная власть стала возможна лишь в результате потребностей хозяйственного обеспечения ирригационных работ, которые были под силу только централизованному руководству. Наряду с орошаемыми площадями на Ближнем Востоке имелось немало мест с богарным земледелием и они по высокопроизводительному природному фактору не уступали первым; но характер власти оставался тем же..'(В диссертации подробно разобран пример Эблы) Во всех этих случаях все определялось значительным количеством изымаемого прибавочного продукта. Эти изъятия позволяли содержать и постоянно воспроизводить огромный аппарат внеэкономического принуждения. Высокопроизводительный природный фактор в таких условиях превращался в узду, способную надежно сдерживать Есе попытки социальных перемен. "Природная машина" здесь благоприятствовала тому, чтобы носитель политической власти находился в неизмеримо меньшей зависимости от экономических устремлений производителя. Отсюда понятней причины препятствий к зарождению частнособственнических отношений как крупномасштабного явления и тем более к товарному обмену деревни с городом. (Ситуация, проецируемая диссертантом и на последующие вака)

Начальный период арабских завоеваний характеризуется возникновением значительного числа "городов-лагерей", иногда к ним приспосабливали старые поселения. Основным занятием арабов в то время был джихад и Омар разрешил воинам заниматься только военным делом. В "городах-лагерях", "городах-ставках" сосредотачивались огромные массы войск. Они вместе с семьями и другими категориями служилых людей (в тот'период, правда, еще не очень многочисленными) были подавляющей частью городских жителей. Среди них ежемесячно распределялось продовольствие, поступавшее из сельских местностей в качестве хараджа, и выдавалась небольшая суша денег. Однако, что интересно, жалование исчислялось исключительно в деньгах (это, кстати, пример счетной комодтации). Чисто военизированным было и внутреннее устройство таких городов. Например, Аль-фус-

тат (Миср) делился на 19 кварталов, каждый из которых носил название племени или войска, которые в нем жили. Ближе к концу эпохи завоеваний и по мере усложнения системы государственного управления "города-ставки" эволюционировали в административные центры. Кроме того, арабы стали строить новые города, заранее предназначая им эту роль. Расходы на такую урбанизацию были огромны и внеэкономичеекая природа их несомненна. Нередко правителю стоило только покинуть город, как он терял почву для своего существования (картина, знакомая нам по другим регионам).

Несмотря на скудость арабской средневековой статистической базы, все же можно количественно оценить ту степень, в какой арабский город жил за счет сельской периферии. Например, доходы Багдада в начале IX в. от обложения городской торгово-ремесленной деятельности составляли 12 млн. дирх., тогда как сумма налогов, ежегодно поступавшая на его содержание - около 360 млн. дирх. Причем не следует думать, будто здесь присутствует значительная доля поступлений из других городов - торгово-ремесленных центров. Пет, это были в основном средства, изъятые у деревни. По данным Кудамк, общая суша государственных налогов в то время составляла около 738 млн. дирх., а денежные поступления (в том числе) не превышали 13$ (хотя все пересчитывалось в стоимостном выражении). Есть также сведения о сирийских пограничных городах (сугурах) того же периода. Общая сумма их доходов (с учетом податей сельских, округов) насчитывала 156 тыс. динаров при расходах в 230 тыс.; дефицит покрывался центральными властями. Очаги товарно-денежных отношений (в Дамаске и Халебе, по Кудаме, налоги, получаемые в деньгах, составляли 70$, в Хомсе - 37$) мало влияли на общую ситуацию. Даже в более поздние столетия торгово-ремесленная деятельность такого всемирно известного центра, как Александрия, выглядит довольно скромно по сравнению с доходами, доставляемыми обычной сельской округой. В начале ХУ в. султанский фонд зерна в Манфалуте оценивался в 7 млн. дин., а налоговые поступления в казну из Александрии 360 тыс.

Рыночные отношения с деревней развивались очень медленно и с большим трудом. Конечно, нельзя впадать и в другую крайность - вовсе отрицать их, но Ибн Маммати (ХП в.)- свидетельствует, что ему известны египетские деревни, в своих внутренних обменных операциях даже не использупцив деньги как меру стоимости. Роль эквивалента здесь играла пшеница. Вместе с тем очаговая сверхразвитость денежного обращения и кредита не может не поражать. Ибн ХаУкаль и

Ибн Мискавейх говорят о безналичных платежах с помощью векселей и чеков в международной, а не только во внутригородской или межгородской торговле, обслуживавшей имущие слои. Таким же образом ыогла переводиться денежная часть налоговых поступлений. Разумеется в этих условиях следует скорее говорить о существовании как бы двух параллельных миров, соединенных большей частью внеэкономически. Намечавшиеся позитивные сдвиги постоянно тормозились сельджуками, мамлюками, вторжениями различных кочевых народов, которые по своему образу и подобию стремились примитизировать общественные отношения. В результате более прогрессивное в своей основе арабское общество на какое-то время отбрасывалось назад, но затем стремление к переменам вновь начинало пробивать себе дорогу. И вот такие попятные и поступательные движения характерны для всей пос-ледущей арабской экономической истории вплоть до позднего османского периода.

На средневековом Ближнем Востоке мы также наблюдаем развитие двух ветвей ремесленного труда. Причем городское ремесло помимо общей обособленности в значительной степени сосредотачивалось в государственных мастерских, иногда, .объединявшихся в корпорации (тарразы). Часть ремесленной продукции вообще не поступала в продажу, а только распределялась среда служилого сословия. Существовали специальные склады одежды, другого имущества. Особенно это практиковалось при мамлюках. Имелись, разумеется, внутри города и формы ремесленного производства сравнительно независимые от го -сударства (в том смысле, что не принадлежали ему, хотя в конечном итоге жиж тоже за счет сельского налогоплательщика). Но даже к таким осторожным проявлениям хозяйственной самостоятельности власти в целом относились неблагожелательно. Эти ремесла, как правило, не могли конкурировать с государственными мастерскими: на них не распространялись льготные цены на сырье, они вынувдены были платить непомерные налоги и т.д.

Некая двойственность присутствовала и в системе распределения. Известно прямое содержание правителем элиты, аппарата, армии, но практиковалась также сдача хозяйственных объектов и земли в кормление, в качестве временных пожалований. Существовали своеобразные табели о рангах, в которых указывалось сколько и что конкретно причитается каждому военному и гражданскому лицу в соответствии с его чином (одежда, продовольствие, фураж для лошадей и др.). В более прогрессивные периоды выдачи натурой заменялись деньгами, ибо такое оказывалось возможным с развитием откупной си-

стеш через привлечение торгово-ростовщического капитала (именно он сумел развить локальные среда имущих слоев товарно-денежные отношения). Фигура сборщика налогов, появившаяся на заре ислама, исчезла к концу IX в. и на смену ей пришли вначале отдельные откупщики, а затем целые компании по скупке у государства права на сбор поземельного налога со своим штатом чиновников. Таким образом почти незаметная в начальный исламский период традиция откупов была вновь восстановлена (но удары по ней впоследствии наносились неоднократно, в частности, когда в начальные периоды своего правления йамлюкские и османские власти передавали ее собственному бюрократическому аппарату). На протяжении древности и средних веков видна и определенная административная преемственность. Основными организационными единицами, призванными да практике осуществлять правило, что для жизнеобеспечения восточного города нужен не сельский рынок, а сельский налогоплательщик, ранее были номы, теперь коры и им подобные образования с низшими и" высшими управленческими звеньями.

Автор убежден, что о частной собственности (как о масштабном явлении) применительно к средневековому Ближнему Востоку можно лишь говорить как о стремлении к ней, как о трудно пробивающей себе русло тенденции. Понятие "икта" на арабском языке очень сильно отличается от понятия "улодйлизм". Икта - это право сбора налога от имени государства с земли или какого-либо государственного объекта (рынка, порта и т.д.), но владелец не имеет при этом никакого права на собственность, а лишь на часть доходов. Не следует отождествлять случаи наследования средневекового икта с правом частной собственности (в XIX в. ситуация оказалась иной). Мусульманское законодательство в принципе допускало частную собственность, но на практике власть имущие и':их государственные структуры препятствовали, как правило, этому. В таких условиях город не мог превратиться в то ферментирующее начало, которое мы наблюдаем на Западе»

Но в чем конкретно заключались попытки перемен имущественных отношений, столь необходимые для развития общественного разделения труда нового типа? Такие тенденции были, хотя проявлялись они в достаточно специфической, еще не ярко выраженной, скорее в переходной форде. Бесспорен тот факт, что институт вакфа мог превращаться в мост для перехода от государственной к той или иной форме частной собственности, вернее к (прото)частной собственности. И

■такие явления мы отчетливо наблюдаем в Ж и затем в начале ХУ1 в. (накануне османского завоевания). Османы нанесли сильнейший удар этому процессу, хотя в дальнейшем ближневосточное общество вновь вернулось к вакфу.

ХУ1 - ХУЛ вв. - время очень небольших сдвигов. Попытки османских властей насильственно перевести основную часть поземельного налогообложения из натуральной в денежную форму закончились неудачей. Завоеватели находились на более низкой ступени общественного развития, чем покоренные ими народами это не могло не привести к известному регрессу или, по крайней мере, к повторению пройденного. Социально-экономическая структура общества, взаимоотношения города и деревни, господство государства во всех областях хозяйственной жизни в этот период напоминают нам ранее приводившиеся классические описания восточных деспотий. Но уже к концу ХУЛ в. стала пробивать себе дорогу такая "переходная" форма собственности, как маликяне. Впоследствии она приведет к частной собственности в истинном смысле слова - к мульку.

Образовывались новые социальные прослойки, обогащавшиеся за счет откупной системы. Кроме этого они занимались городской торговлей, продавая большей частью продукты питания. Но опять же, сельский житель к такому рынку почти не был причастен и никак не мог повлиять на него. Город все еще оставался замкнутым экономическим пространством. Аль-Будейри, исследуя динамику цен на дамасском рынке середины ХУШ в., пишет, что основной причиной того или иного их уровня была монополия в городской торговле обогатившихся за счет скупки прав на сбор налогов горожан, которые диктовали высокие цены на продовольствие независимо от величины урожая. Две параллельные ветви ремесленного труда - городского и сельского тоже продолжали оставаться повсеместным явлением. Правда, в этот период на Ближнем Востоке мы можем уже наблюдать рост очагов общественного разделения труда нового типа, в частности, за счет развития независимых ремесел по линии второй (сельской) ветви. Это была стадия междеревенских ярмарок. Имеется немало сообщений об их еженедельном проведении в крупных деревнях. Но в ХУШ в. внутридеревенские ремесла (ткачество и др.) все же значительно! преобладали. Однако и здесь начала проявляться тенденция, разрушавшая замкнутость и внедрявшая в деревню товарно-денежные отношения. Купцы использовали для производства экспортных шелковых тканей ткачей тех деревень, которые располагались вблизи морских

портов.

Развитие же товарно-денежных отношений между традиционным городом и сельской периферией встречало исключительно большое количество препятствий. Во многом это было реакцией константинопольской деспотии на хозяйственную деятельность, ведущуюся без учета ее интересов. В результате углублялся раскол между военно-бюрократическим аппаратом и обладателями маликяне, ашрафами, другими представителями местных арабских торговых и финансовых кругов - (про-то)частяособственнйками. К концу XIX в. последние полностью добьются своего - частная собственность будет узаконена. Но и к концу ХУП1 в. исподволь ведущееся иш разрушение старых хозяйственных структур становилось все заметнее. Например, учитывая силу тогдашнего консерватизма, не следует отказываться от попытки увидеть даже в таких объединениях городских ремесленников, находившихся под эгидой государства, как таваифы, определенные позитивные тенден-денции (часто этого не замечают). В их деятельности явно присутствовал импульс к новому типу разделения труда, исходивший из "старых городских стен". Таваифы обладали автономией в обеспечении себя сырьем, самостоятельно реализовывали свою продукцию. Известен их товарообмен с близлежащими деревнями.

Вместе с'тем несмотря на то, что к началу XIX в. доминирующей формой собственности стала малпкянв, несмотря на определенные реформы в хозяйственной сфере, рост действительной коммутации, снижение нормы поземельного налога (в Сирии, например, он упал с 30$ в ХУ1 - ХУШ в. до 12,5$) и как ее следствие повышение покупательной способности крестьянина, развитие товаризации за счет торговли с Западом сельскохозяйственной продукцией и ремесленными изделиями, ближневосточное общество все еще оставалось глубоко традиционным. Решающие сдвиги начались через несколько десятилетий. Конечно, огромную роль сыграл внешний фактор. К этому времени в Европе закончились промышленные революции и Влияний Восток стал превращаться в ее поставщика технических культур. Но этот фактор, открывший дорогу резкому росту товарно-денежных отношений в одной сфере, оказался неразрывно связанным с другим фактором, препятствовавшим их развитию в другой сфере. Поток дешевых западных промышленных изделий, подавляя ремесленное производство и нарождавшуюся промышленность, препятствовал углублению разделения труда между местным городом а деревней в том Еиде, как это происходило на Западе.

Не следует, разумеется, преуменьшать действие внутренних

реформаторских сил, хотя западное влияние на них очевидно (реформы середины XIX , в. ,','ат-танзимат"). К рубежу XIX - XX в. вообще трудно отделить сдвиги, обусловленные внутренними потенциями, и те, которые были привнесены. Все переплеталось. В городе совместно с иностранным капиталом складывались структуры с развитыми капиталистическими отношениями, ыо и в деревне утвердился частный собственник (помещик), сдававший в аренду землю и получавший ренту. Однако развитие города все равно не могло пойти по западным канонам - известный принцип разделения сельского и промышленного труда под воздействием того же внешнего фактора был обречен на гипертрофию. Возникли сильные альтернативы: не сельская периферия - город, а сельская периферия - внешний рынок, и не город - сельская периферия, а промышленный Запад - ближневосточная деревня. Накопление же качественных изменений при роли города, как посредника между ними, шло очень медленно. Ближневосточный город, перестав быть традиционным, не мог обрести однозначной функциональности (хотя трансформирующее начало в нем преобладало). Он, подобно тому "синтезированному", многоукладному обществу, в котором существовал, отразил в себе его противоречия, соседство старого и нового. Действительность XX в.показывает всю трудность изживания этих реликтов.

В заключении сказано, что анализ роли города в экономических структурах традиционных обществ Востока (в т.ч. Ближнего Востока) дает вполне определенную аргументацию в пользу существования в историческом прошлом особых, отличных от Запада экономических условий бытия этих обществ. Это подтверждают политэкономическая мысль ХУШ - XX в., современные работы по коммутации, товарно-денежному обращению, характеру "производства - распределения - обмена - по-требленйя". Изученный диссертантом ближневосточный материал также говорит в пользу того, что от древности до XIX в. этому городу по преимуществу необходим был сельский налогоплательщик, а не сельский рынок. Вместе с тем важно отметить исподволь шедшее в течение веков разрушение старых устоев (отсюда не исключена возможность приложимости к данным обществам структуры азиатского способа производства как трансформирующейся системы).

Период XIX - начала XX в. вносит радикальные изменения во все стороны хозяйственной жизни. Город перестает быть традиционным, но в силу внешнего фактора не превращается в "западную модель", а приобретает "синтезированное" качество.